Планета-мечта (СИ)

Лицо его сделалось совсем растерянным. Мне стало неловко. Молча я взяла его за руку и отвела в ванную, пустила воду, тихо объяснила, что здесь к чему. Я видеть не могла его жалкое лицо! Ведь он почти полгода и вымыться не мог.

— Я найду тебе чистую одежду. Схожу в миссию, скоро приду, ладно. Ты сам справишься?

— Угу.

Он присел на край ванны. Я села рядом с ним. Рука Кэррона потянулась к моей, но в сантиметре замерла и сжалась в кулак. Я поймала его кулак обеими руками.

— Что ты?.. — сказала я.

— Детка… ты прости меня, ладно?

— За что?

Он только посмотрел на меня. Потом вдруг нагнулся и уткнулся лбом в мои руки. Рука у него была холодная, а лоб горячий-горячий. Я подумала немного, разняла руки и обняла его. Голова Кэррона уперлась в мой живот. Я погладила его спину.

Мы посидели так немного, потом Кэррон высвободился. Щека у него снова задергалась.

— Извини, — сказал он тихо, — Устал я, понимаешь, так устал.

— Я скоро вернусь. Ты справишься сам?

Он кивнул. Я видела: он понемногу приходит в себя. У меня слезы на глаза наворачивались.

— Ты только не засни в ванне, — сказала я, — А то согреешься и уснешь.

Он улыбнулся. Слабенькая это была улыбка, но она все же была. Я погладила его руку, поднялась и ушла.

Я вернулась минут двадцать. Войдя в дом, я прислушалась: всюду было тихо, не слышно было ни шума, ни плеска воды. Я постучала в дверь ванной, но никто не откликнулся. Тогда я вошла.

Его одежда валялась на полу. Свет здесь был такой яркий, словно в операционной. Я побоялась, что он действительно заснет, но он сидел в воде, обхватив колени руками и опустив голову. Мне показалось: он плачет. Плечи его подрагивали. На спине, через позвоночник тянулись несколько извилистых белесых шрамов. Я осторожно закрыла дверь. Кэррон не шевелился, похоже, он не слышал, как я вошла.

— Кэр, — сказала я тихо, — Кэр, что ты? Ты плачешь?

Он поднял голову. Я так и не поняла, плакал он или нет. Лицо у него было мокрое, но кто знает. Он ничего не сказал, просто смотрел на меня и молчал. Взгляд у него был потухший.

— Извини, — сказала я, вдруг опомнившись, — Мне выйти?

Он покачал головой.

Я села на пол рядом с ванной и облокотилась на бортик ванны, подперев щеку рукой. Я сидела и смотрела на него. Он и раньше был не красавец, а теперь уж слишком похудел. Мокрые волосы были убраны назад. Глаза у него были какие-то сонно-равнодушные. "Как бы и правда не заснул", — подумала я.

— Где ты был все это время?..

— В Альвердене… последние три дня…

— В Альвердене? — спросила я живо, все время помня о своей находке.

Кэррон помолчал, искоса поглядывая на меня черным глазом. В тот момент я подумала, что никогда толком не видела его в птичьем обличье. Только мельком. Но было в нем что-то от птицы. Этот острый профиль и манера смотреть одним глазом…

— Не в нем самом… — сказал он, наконец, — У Иахэлиэлэ…

— У лииена? — сказала я неуверенно: я не знаю, как его зовут, эти сумасшедшие лииенские имена сам черт не запомнит. И то, что назвал Кэр, было, наверняка, сокращением.

Он кивнул.

— Я знаю, что ты говорила с ним, — сказал Кэррон, — Знаю, он тебе рассказал…. Детка, я…. Ты прости меня за это…

— Кэр! — сказала я. Он так много извинялся последнее время, просто слушать я уже это не могла.

— Я ошибался тогда, — продолжал он, не услышав моего возгласа, — Может, я и умею только, что ошибаться.

— О чем ты? О том, что сейчас?

Кэррон кивнул, не сводя с меня глаз.

— Комплекс неудачника, — бездумно сказала я, — На тебя это не похоже.

— Много ты знаешь, Ра, что похоже на меня, что нет…

— Знаю, — сказала я, улыбаясь.

Глаза у него повеселели, и на душе у меня стало легче. Спокойнее. Слава богу, что он здесь. Слава всем богам, какие ни есть.

— Я думал, ты… разозлишься.

— Кэр!

— Ты не злишься?

— Я люблю тебя, Кэр, очень люблю.

— Я тоже люблю тебя, милая.

— Я знаю, — сказала я поднимаясь. Теперь уж я не боялась оставить его одного, — Ты только не усни, ладно?

Пока он мылся, я застелила кровать и перенесла бумаги на кухню. Кэррон вышел минут через пятнадцать. Заснул он сразу.

Я всю ночь просидела на кухне, разбирая бумаги. Под утро я вошла в комнату и остановилась посредине. Это про детей обычно говорят, что, спящие, они выглядят как ангелы. Именно это я подумала, когда смотрела на него, на сбившееся одеяло, смуглое худое плечо и разметавшиеся по подушке черные пряди. Лицо у него было безмятежное. Худое, жалкое, смуглое и такое спокойное лицо.

Он похож был на ангела. На измученного, оголодавшего, но все еще крылатого ангела. Я смотрела на него, и мне хотелось плакать. Становилось светлее. Неяркие еще солнечные лучи косо ложились на подушку и на его лицо, высвечивая каждую морщинку, а было их уже немало. Возле глаз, на лбу поперечная, глубокая, жесткие складки у рта. Уж очень похудел.