Планка абсолюта

«Воспитательница» отрицательно покачала головой. Она решительно не хотела говорить по-людски, хотя все прекрасно понимала, и не она ли давеча дразнилась «чурбачком»?

На холме земля не скручивалась в пики, не было заметно ни змей, ни пауков. Что меня всегда удивляло, так это некоторые участки в джунглях, очень напоминавшие природу, какой я помнил ее с детства, – лес, лужок или зелененький скверик. В джунглях редко попадались островки мира и покоя. Май говорил, что когда-то, в неизвестную пору, на заре творения этих мест, все вокруг было цветущим садом: прекрасным, невообразимо изысканным – таким, что увидишь и никогда никуда не захочешь уходить. «Могут тащить волоком, а тебе не хочется покидать дивный сад. Но потом, через сотни лет, природа медленно стала меняться…»

– Что, и…? – спрашивал я и видел, что Май не знает, как продолжить, и все, что он скажет, будет догадкой. – Твои рассказы, Май, как их ни назови, самое светлое, самое-самое прекрасное, что можно почувствовать в этом чуждом мире. Я ведь не умею так мечтать, поэтому скажи!

Но не дослушивал его одинаковые, давно придуманные рассказы и встревал:

– Как можно утверждать, что это место близко душе каждого человека? Этакая зеленая пропасть без дна и края, сплошь в сорных деревьях и зловонных порослях, а ты утверждаешь, что эти джунгли близки каждому?

– Недотепа, – грустно улыбался Май, – твой вопрос такой человеческий, рожденный теплом и уютом. Завтра или через день… ты узнаешь или вспомнишь, это как придется. Сейчас поверь в сказку, доказать и подтвердить я ничем не сумею, просто поверь!

Глава 8

Обезьяна прервала воспоминания:

– Где Бог, покаж-ж-жи! – мне показалось, что я услышал от нее такой вопрос, и растерялся от подобного требования. Глупая, она полагала, что Бог – это предмет, который достают из кармана, приобретают или меняют. Что же, я готов был показать ей один новый прибор – спиннинговый окуляр для наблюдения тонких полостей. На ободах он имел зеркальные отражатели и при поворотах поблескивал.

– Чур-р-рбачек! Бог-г-г-а… – не стала дожидаться моего обмана макака.

– Он у меня внутри, – не растерялся я и указал на грудь, – вот здесь!

Примат состроил злобную гримасу, в которой одновременно читались неверие и зависть, что у меня может быть вещь, значимая и ценная, а у обезьяны это отсутствует.

– Нет, правда, это твой Бог живет на «Джелоси Маунтейн», а мой проживает здесь, внутри меня. Этим люди отличаются от животных.

В последнем утверждении я был неуверен, но вырвались слова машинально. Я хотел продолжить проповедь, но над головой раздался треск, и на макушку упали опилки и кусочки расколотой древесины. Это буйствовала ночь. Она царила над всем, включая наш укромный островок; здесь было опасно. В темноте велась борьба, и, слава Богу, я пока не был участником сражений. Отовсюду неслись хрусты и трески. Видимо, деревья предприняли новую попытку доказать свое превосходство над лианами. Обыкновенно ночью только темно, но предметы не покидают своих мест, подсвети их – и непременно распознаешь знакомую форму. Тут, в лианах и связках неимоверных стволов, ночь искривляет форму, меняет ее свойства. Сравнимо это с проснувшейся фантазией скорбного головой художника, который в приступе помешательства перекраивает весь пейзаж по образу своего буйного миража. Причем художник выделяет контрасты, усиливает, сгущает противоположные тона, создает трение, борьбу. Из своего двухлетнего опыта пребывания в джунглях я понял, что территория «Джей» – номер один по части разнузданности выдумки.

– Тебе снятся сны, Норма? – услышал я свой вопрос, который даже не успел обдумать, ведь как-никак, а спрашиваю обезьяну.

По макаке было видно, что она боится происходящего не меньше моего, и спасибо ей, поскольку местечко, где мы остановились, такое одно. Шаг в сторону – и угодишь под падающий сук или закрутит лианой под землю. И почему охранник не оставил оружия? Боится… да, боится, трус, иначе почему бы еще?..

– Где Бог… – читал я в глазах Нормы, – он должен помогать!

– Так он и помогает! Не спит, все видит, иначе давно нас с тобой опилками бы засыпало, – начал я улавливать тон, в котором стоило разговаривать с «воспитательницей».

Та обеими руками схватилась за голову, прижалась к моим ногам и разжалобила меня.

– Постарайся уснуть, я подежурю.

Часто моргая, макака сделала вид, что закрывает глаза, но при любом треске широко распахивала веки, и все повторялось по новой. Ей важно было даже не спать, а просто не видеть кошмара ночи. Но я бы вздремнул, и пусть все вокруг хлопает себе на здоровье.

Глава 9

Всегда удивляет, как все-таки удается пережить ночь. Столько раз накатывает желание уснуть, отключиться, махнуть на все рукой и поддаться усталости. Но внутри сидит «жучок» и срабатывает слышной только мне сиреной в тот самый момент, когда я начинаю дремать. Вокруг меня необузданная фантазия «Джей» принимала формы, создавала существа и видения.