Пластуны. Золото плавней

Осип с Иваном последовательно рассказали о том, что удалось узнать у пастухов.

– Гамаюн… – вырвалось у сотника, и скрежетнул зубами, когда Осип с Иваном рассказали, что горцы разбили крепостицу. «Той дорогой идет Рева Димитрий. Может, кто в крепостице жив остался», – мелькнуло в голове у Билого. Осип пожал плечом, Иван вздохнул, подтверждая невысказанную мысль: неведома судьба подхорунжего и остальных казаков.

Узнал Мыкола и о том, что черкесы окромя коней еще и Марфу прихватили с собой. До боли сжал эфес своей кавказской шашки и, стиснув зубы, прошептал:

– Смирть подлюкам! Разом въязы звэрнем. Шоб бильше нэ повадно було!

Услышав о том, что черкесы привели косяк в аул, Билый оживился:

– Там всех и накроем. Одним миром. Урок добрый дадим. Добре, хлопцы. Отдыхайте. Через час выходим, – поблагодарил сотник разведчиков. Те, ответив «спаси Хрыстос», прошли к месту, где отдыхали их товарищи.

«До аула около двух часов быстрого хода, – подумал Билый. – Нужно будет до рассвета атаковать их врасплох. Шоб ни одна басурманская душа не ушла». Казак с трудом разжал пальцы на эфесе шашки и посмотрел на большую луну, которая неожиданно вышла из-за облаков и зависла над стоянкой. Огромная, обычно бледно-желтая, сегодня она отсвечивала с легким розоватым оттенком. Словно кровь смешалась с молоком.

«Знак, или кажется, прости господи», – Билый перекрестился. Луна завораживала своей красотой и тревожила своим необычным цветом.

«Ночное светило – Айсулу, сменяешь ты Ярило на своде небесном с сотворения Мира сего. И предки наши – казаки Сечи Запорожской под светом твоих блеклых лучей ходили турка воевать. И более ранние прародители народа нашего казачьего – бродники били Мамая на поле Куликовом, освещаемом твоим печальным светом. Что ты пророчишь нам – их потомкам? Что хочешь показать, меняя свой цвет?» – мысленно вопрошал Микола, пристально вглядываясь в рисунок этой ночной небесной владычицы.

Вспомнилось Миколе, как в детстве дед, указывая перстом на далекое темное небо, говорил, что на луне видны пятна в виде двух людей и ушата. Эти пятна казаки связывают с библейским сюжетом о Каине и Авеле, получившим своеобразный отголосок в народном сознании. Согласно легенде, братья на лугу складывали в воз сено.

Они поссорились, и Каин проколол брата вилами. По суду Божьему, братоубийцу не могла приютить ни земля, ни вода, ни другое какое место. Только месяц, ослушавшись Божьей воли, дал ему пристанище у себя. С тех пор месяц носит на себе отпечаток страшного греха Каина. В лунных пятнах казаки видят изображение убийства одного брата другим. С этим сюжетом связывается и объяснение фаз луны. Дед Миколы рассказывал, что луне за то, что на ней изображено убийство Каином Авеля, Бог судил каждый месяц рождаться, расти и умирать. После своей смерти она нисходит в ад, перетапливается там, очищается и затем рождается вновь.

– Бог всесилен. С верой победиши, – тихо произнес Билый и, сняв папаху, осенил себя двуперстным крестным знамением.

7.2

Димитрий Рева очнулся от холода, проникавшего под черкеску.

Ветерок дул с реки, обдавая свежестью. Было темно. Луна ярко светила, оставляя серебряную дорожку на речных буравчиках. Трава и темные валуны камней были обильно осыпаны блестящими каплями росы. От реки пахло тиной, принесли, видать, откуда быстрые воды пучок подгнившей травы.

– Пока сонцэ зийдэ, роса очи выйисть, – сказал, потягиваясь и разминая тело, Димитрий. – Опять снились мне мои дивчыны. К себе клычуть. Эх, була у собакы хата. Усе було та сплыло.

Скупая слеза навернулась на глаза бывалого воина. Вспомнились ему в этот ночной час и жинка, и донечка, и хата, наполненная детским смехом. Не было времени счастливее для него. Любил он тихую и кроткую Фотинью больше жизни. А Марусэнько народылась, так Димитрий нарадоваться не мог. Красавицей росла донечка. Разом лишили его счастья бисовы дити, кляты басурмане. Дал зарок себе отомстить варнакам за жизни дорогих своих супруги и доченьки. С момента их похорон искал Димитрий смерти в бою. Но берег его Господь. Видимо, не вышел еще срок его жизни земной. Не окончен шлях судьбы его казачьей.

Стряхнув с себя остатки дремы, прошел Рева к реке, несущей неустанно свои воды в даль седых времен. Охолонулся студеной водой. Молодые казаки дремали, не замечая ночной прохлады, идущей от реки. «Пусть сил набираются, – подумал Димитрий. – Отдых – лучшее лекарство».

– Нужно проверить посты, – сам себе тихо сказал или приказал Димитрий и направился к ивняку, где располагался первый пост.

Гнат Рак и Сашко Журба сидели средь зарослей ивняка, затаившись. Умели казаки использовать природу в качестве наблюдательных пунктов, или по-казачьи – залог, или секрет. Черные черкески у обоих покрылись серебристым налетом. Предутренняя роса в горах оседала на всем, куда могла проникнуть. В самом воздухе висел густой, молочного цвета туман. Горная река, не сбавляющая свой ретивый бег ни днем ни ночью, дышала прохладой.