Плата за капельку счастья

– Нам не нужно поговорить? – спросил он, когда они вошли в дом.

– Если ты начнешь тему этой глупости, я не собираюсь в этом участвовать, – отрезала Берта. – Теперь, когда мы рядом и тебе не нужно изображать потустороннюю больную силу, это слишком нелепо. Могущественный человек, который занимается проблемами мира, не может быть таким идиотом.

– Продолжай, – сказал он.

Ей показалось, что он сознательно провоцирует ее агрессию и лишает ее возможности с нею справиться. Берта не узнавала себя, когда кричала:

– Ненавижу! Ты кажешься мне насильником. Это не любовь, это издевательства! Ты подонок, убийца, коварный мерзавец! Я с тобой не добровольно! Не забывай об этом ни на минуту.

И вдруг увидела, как он расстегивает ремень на брюках. Ей захотелось выцарапать ему глаза. Она крикнула:

– Не смей меня трогать, урод!

Он опустил руки.

– Итак, мы с тобой увиделись. Я узнал впечатление. Этого достаточно, пожалуй.

– Нет, – испугалась Берта. – Это просто злость. Это не впечатление.

Она даже не поняла, как они оказались в спальне. Сколько времени прошло. Она чувствовала не себя, а только его в себе… И тут он опять спросил:

– Договорим?

– Оставь меня, – прохрипела она.

И он сделал это! Берта не могла поверить, но он встал и ушел. Через какое-то время она услышала, как со двора выехала его машина. Она не знала такого потрясения. У них три дня! Он бросил ее на второй. Он все это устроил как очередное испытание для нее. Ей стыдно было себе признаться, но через полчаса она понимала, что переживает настоящее горе. Ей не хотелось жить.

Берта встала, оделась, взяла сумку с вещами и деньгами. Проблем нет, вещи с ней, ворота и двери этого дома не запираются. И она побрела через двор к дороге – ловить машину.

Обратно вернулась на его руках. И опять не могла себя сдержать: плакала вслух. Поздно вечером, счастливо изнуренная, она сидела напротив него на кухне и смотрела в его лицо. Какое счастье – видеть это лицо. Благородная голова с седым ежиком, проницательные глаза, которые смотрят на нее, постоянно меняя выражение. Они то призывные и почти циничные, то ласкающие, то печальные, то знающие все о ней, чего она сама не знает. На впалых щеках – морщины, губы твердые и такие разумные, что ли… Подбородок властный. Он мог быть римским гладиатором, ему пошла бы корона, он один на свете…

– О чем ты хотел договорить? – спросила она.

– Я всего лишь хотел узнать, чем тебе так понравился тот мужчина?

– С чего ты взял?

– Только не надо мне врать. Ты же знаешь, что я всегда в твоей теме. Ты на него отреагировала. В предыдущем магазине, когда я оставил тебя в очереди, на тебя практически навалился парень, гораздо более красивый, но ты отодвинулась от него с брезгливостью. Вот и все, что я хотел спросить. А ты выдала такую бешеную реакцию.

– Ничего не понимаю. Ты – такой умный, тонкий, глубокий, все знающий человек. О возможностях и способностях просто молчу. И такая ерунда. Какой-то уровень детского сада в выяснении отношений.

– Это все, что тебя волнует?

– Нет, не все. Наши отношения. Близкие отношения. Я никогда не знала, что возможны такие отношения между родными людьми. Такие откровенно бесстыдные, жестоко циничные, безнравственные…

– Тебе они такими кажутся?

– Да… Иногда.

– Я дам тебе два ответа. Красота не бывает низкой и безнравственной, а любить тебя – это высшая красота. И второе: задача нашего проекта – раскрыть тебя не как бойца передовой, а как великолепную, полноценную женщину.

– Я боялась, что ты это скажешь. Что это тоже эксперименты какой-то твоей банды или как там это называл Бадаев. У вас виварий для одной крысы.

– Знаю, что боялась. Да, наша банда – это всего лишь самые передовые политики мира, известные ученые, писатели и режиссеры. Врачи, физиологи и психологи. И в нашем виварии – языческая богиня, которую с таким трудом нашли на земле. Мы, конечно, безумно развлекаемся, глядя, как ты теряешь свои халаты и юбки. Больше нам просто нечего делать. Берта, ты давно уже сама – серьезный профессионал. И ты в глубине души понимаешь, что в тебе отпускают на свободу только то, что в тебе есть. Судьба наказывает не за исключительность, а за убийство собственной личности. Мы всего лишь фиксируем, как ощущаешь ты все, что происходит вокруг, чужие беды и радости каждым миллиметром своей обнаженной кожи. И мы с тобой наконец вышли на партнерский уровень. На уровень честного и прямого разговора. И добавлю еще раз третье, то, о чем ты постоянно забываешь. Есть коллективный интерес, и есть мой. Мой, человека, который посвятил тебе жизнь. Как я тебя могу оскорбить своим обожанием? То, что я с тобой делаю, – это не похоть и не разврат. Я просто истребляю все табу, навязанные с детства фобии и запреты, которые уничтожали такую сверхэмоциональную и гиперсексуальную женщину.

– Зачем?

– Кроме того, что это безумно приятно, это задача. Сделать тебя свободной. Чтобы ты была способна ценить любое проявление свободы в других людях. В такой степени только тебе это дано, но ты все еще и это пытаешься в себе давить.