Плата за жизнь. Мы с тобой одной крови

— Откройся он мне, остался бы жив, — ответил Гуров и поспешно добавил: — Извини, ты, конечно, прав. Мальчик служил своему начальнику, думаю, покойный этого подонка и убийцу никогда в глаза не видел. Ничего, придет время, мы его достанем. Нас политика не касается, мы обязаны людей охранять, убийц разыскивать.

— Слова говоришь, начальник. — Крячко вырулил на окружную. — Не грызи себя, всех людей охранить и всех убийц достать невозможно.

— Я не про всех, я только о своих собственных пекусь. Чуть глубже копнуть, выясняется, что Артема подставил я, когда снял с компьютера, стал использовать как рядового оперативника.

— Слушай, Достоевский, а ты к бойне в Чечне никаким краем не примазался?

— Все мы той кровью измазаны, все россияне.

— Знаешь, пошел бы ты, господин полковник!.. Я от тебя устал больше, чем от всех смертей, что рядом происходят.

— Извини, Станислав, извини, — сказал Гуров. — Поедем ко мне, помянем парня согласно христианскому обычаю. Ты прав, он свою службу нес исправно, и мы на него обиду держать не смеем…

Особый цинизм происходящего удесятерялся тем, что розыск убийцы Артема Ермакова взяли в свое производство сами убийцы.

На следующий день Гурову позвонил Иона Пантелеевич Доронин.

— Извини меня, Лев Иванович, — сказал он сиплым голосом. — Конечно же, я не прав. Извини.

— Да ладно, случается, — ответил Гуров. — Как здоровье? Что-то ты сипишь больно?

— На кладбище просквозило, затем поддал, теперь отхожу. Может, заглянешь на чашку чая? Помню, при нашем знакомстве я тебя приглашал в гости, чтобы ты взглянул, как жирно живут народные избранники. Я ведь после кончины супруги живу один, сейчас тяжко мне, выбери часок…

— Договорились, сегодня буду, — ответил Гуров, положил трубку, взглянул на Крячко и пояснил: — Доронин… Вроде приболел, на чай зовет.

— Двигай, тортик купить не забудь. Доронин встретил гостя, кутаясь то ли в женский платок, то ли в плед.

— Раздевайся, проходи, мне в прихожей мерзко. — Хозяин ушел в комнату.

Еще только подъехав к дому, расположенному в одном из переулков Замоскворечья, Гуров обратил внимание на грязь и запустение. Подъезд и лестница были не чище, чем переулок и двор. Такие трущобы Гуров в основном видел во времена работы в МУРе.

Снимая пальто, Гуров оглядел маленькую полутемную прихожую, дощатый, некогда крашенный пол, прошел следом за хозяином и оказался в просторной светлой комнате с двумя огромными окнами, высоченным лепным потолком, уставленной старинной мебелью. Гуров не был специалистом, не мог определить, когда сделаны огромный стол, стулья с высокими резными спинками, комод, тоже резного дерева. В такой комнате обязательно должен быть фикус, он и стоял меж двух окон, большой, с яркими глянцевыми листьями.

Доронин сидел в кресле-качалке, подобрав лоскутное одеяло, на столе перед ним лежала ультрасовременная кинокамера.

— Ты по-аглицки понимаешь? Увлекся на старости лет, а чего нажимать, не пойму. — Иона отодвинул яркую книжицу, видимо, инструкцию. — Присаживайся, сейчас чай пить будем, если хочешь, кофе возьми. — Он кивнул на комод. — Я завязал, трезвенник теперь.

Доронин вышел на кухню. Гуров продолжил осмотр комнаты. Обои, видимо, не менялись десятилетиями, на одной из стен висело несколько фотографий. Четыре из них были в старинных рамках красного дерева и, судя по всему — прическам, покрою одежды, позам, в которых их запечатлели фотографы, являли собой мать, отца, бабушку и деда нынешнего депутата. Наверняка это были люди не голубых кровей, но и не крестьяне, все неуловимо походили Друг на друга спокойными лицами и чувством собственного достоинства. Иона был похож больше на деда, чем на отца: тот же хрящеватый нос, редкие волосы тщательно прикрывают лысину.

Одна фотография была сравнительно недавнего происхождения. Некрасивая молодая женщина натянуто улыбалась, но глаза у нее были прекрасные — огромные, с легкой грустинкой. Это, конечно, жена, понял Гуров. Он слышал, что молодая женщина скоропостижно скончалась от инфаркта. Трагедия произошла во время предвыборной кампании Ионы Доронина, и он тогда хотел снять свою кандидатуру. Но друзья и команда поддержки уговорили кандидата не делать этого, справедливо рассуждая, что в такой тяжелый период жизни опасно оставаться одному, а людская суета, дела и заботы, которые и составляют суть предвыборной кампании, помогут Ионе пережить тяжелую потерю.

Гуров услышал шаркающие шаги хозяина и вернулся на свое место. Хозяин принес чайник с кипятком, выставил на стол большие прозрачного фарфора чашки, серебряную сахарницу и тарелочку с печеньем.

Догадываясь, что приглашен в гости не просто так, Гуров пил кофе, помалкивал, предлагая хозяину сделать первый ход: мол, объясни, чего это ты после столь резких высказываний на мировую пошел и чего ты желаешь услышать от меня, грешного?