Плата за жизнь. Мы с тобой одной крови

— Они с осени к перевыборам начнут готовиться, нам следует в стороне быть.

— А нас и так никто не спрашивает.

— Дай бог! — Орлов снова вздохнул. — Но могут использовать в своих интересах втемную.

— Чего? — Гуров прошелся по кабинету, хлопнул себя по бедрам. — Они… нас… втемную?

— Ты, умница, не гоношись! Они в свои игры играют, а мы даже их правил не знаем.

— Невозможно знать то, чего в природе не существует. Какие в политике правила? Никаких! После октября сколько человек посадили? А потом никто ни за что не ответил. Если виновны Хасбулатов и компания, надо судить. Не виновны — значит, надо судить тех, кто арестовывал. Люди погибли, а виновных нет! Какие правила, Петр? Очнись!

Орлов никак на слова друга не реагировал, будто и не слышал.

— Согласен, правил нет, но игра идет, и идет по-крупному. И они будут пытаться друг друга скомпрометировать. К дачам, квартирам, машинам люди уже привыкли, тут все замазаны, на таких делах ухи не сваришь. А на чем сваришь? На простой уголовщине. Не на авизо и счете в швейцарском банке — это тоже уголовщина, только людям она непонятна. А вот если кто убил, так это любому россиянину понятно. А в убийствах главный в России кто?

— Так говоришь, словно мы с тобой главные на Руси убийцы, — усмехнулся Гуров.

— Ты к словам не придирайся. Смысл их понял? Кого скомпрометировать, утопить на уголовщине, так лучше нас с тобой исполнителей нет. А ты хохочешь, что тебя нельзя втемную использовать! Как раз тебя, Лева, с твоим упрямством и прямолинейностью так и легче всего. А ты, психолог хренов, не чуешь, какая вокруг тебя возня началась? При чем тут ты? Ты понять не можешь? А тебе и не надо понимать! Ты на другую сторону речки переберись и шагай своей дорогой. Ты не по грибы, ты не по ягоды. Понял? Я, старый пень, тебя к Бардину подтолкнул. Так я все свои грешные приказы отменил! В дом к нему не ходи, никаких шашней с дамами, не звони, ничего не спрашивай, не интересуйся! Дали тебе указание — киллера найти, вот и рой землю, разыскивай, устанавливай, собирай улики. А шаг в сторону — считаю, побег! И тогда пеняй на себя!

— Слушай, Петр, — мягко сказал Гуров, — если бы я собрал все восклицательные знаки, которые ты сейчас навтыкал, нам бы с тобой на шалаш хватило.

— Какой шалаш? — оторопело спросил Орлов.

— Не знаю, так сказал. Вижу, ты сам остановиться не в силах, решил какую-нибудь глупость сморозить. Шалаш подвернулся. Действительно, почему шалаш?

Дом, в котором жил Гуров, фасадом выходил на Суворовский бульвар, а черным ходом во двор, в Калашный переулок. В начале переулка, около здания некогда знаменитого «Моссельпрома» располагалось посольство, у которого, как и положено, круглосуточно дежурил милиционер. Напротив этого постового Гуров и оставлял на ночь свою новенькую «семерку», чуть наезжая на тротуар, чтобы не мешать проезду и в без того узком переулке. Конечно, это было нарушением, другому бы так поставить машину не разрешили, но кто без греха и кто хоть изредка не пользуется своим служебным положением?

Гуров вышел из машины, махнул постовому, который в ответ козырнул, и пошел к своему двору, расположенному через два дома. Днем было жарко, да и сейчас, в девять вечера, духота еще не отпустила. Гуров нес пиджак, сунув палец в петлю вешалки, но перед входом во двор скинул пиджак с плеча и надел его как следует, что и спасло сыщику жизнь.

Однажды он сказал Крячко, проходя черным ходом: «Хочешь — смейся, хочешь — нет, но когда-нибудь меня в этом дворе ограбят». — «Не будешь разевать рот и бахвалиться своей силой, так убережешься», — ответил тогда приятель. Они были достаточно опытны, чтобы говорить шутя, а относиться к подобной опасности серьезно.

Сейчас, июльским вечером, было еще совсем светло, однако Гуров, как уже сказано, пиджак надел, а перед входом во двор остановился. Неторопливо достал сигарету и зажигалку, огляделся. Пацаны не ожидали такой остановки, поторопились. Один выскочил из двора навстречу с заготовленной фразой:

— Дяденька, дай закурить!

— Не курю, сынок, — ответил Гуров, щелкая зажигалкой и затягиваясь. Одновременно он слегка повернул голову и увидел двух подростков, тонких и по-мальчишески головастых, которые вышли из-за забора стройки на другой стороне переулка. Один держал руку за спиной.

Самым простым и правильным было убежать в сторону машины, постового и пролегающего в тридцати метрах проспекта. И ничего стыдного в том, что старший опер-важняк, полковник милиции, бегает от сопливой шпаны, не было. Гуров отлично знал, на что способны такие «пацаны» и «сынки». Он даже сделал шаг в сторону, но остановила мысль, что это не рядовой грабеж, а хорошо организованная засада на него, полковника Гурова. Для грабежа еще рано, слишком светло. И, подтверждая догадку сыщика, сопляк, клянчивший папиросочку, исчез, а из глубины двора выдвинулись три высокие фигуры.

По плану «мужик» должен был войти во двор, а жертва стояла на тротуаре и еще могла убежать. Повисла пауза в пару секунд, но в момент нападения секунды растягиваются, словно на беговой дорожке спринтера.