Платформа

– И все равно, – ответил Харв. – И Навид не виноват. И ты тоже. Просто еще немножко говнеца вслед говношторму. Бейла все равно бы замочили, вопрос был только в том, как и когда. Такой конец ему подходит: огромная тайна, в которой, скорее всего, нет ничего, кроме дыма. Как раз в его стиле. – Харв засмеялся, застав Дельту врасплох. – Хотел бы я взглянуть на Жизнь Бейла.

Дельта обнаружила, что тоже смеется:

– На все его дерьмо.

– Ага. – Харв быстро стрельнул глазами в сторону и обратно. – Слушай. Я не много могу сделать, Дельта, но я собрал для него чуток цветов.

Лицо Харва и лаванда исчезли и появился венок из черных орхидей и красных тюльпанов. Венок ширился и рос, захватив все еще открытый перед ней монитор и распространившись на всю мониторию в комнате, заполнив ее прекрасными цветами. Их краски становились все насыщеннее, а тюльпаны раскрывали лепестки, пока те не поникли и не осыпались, оставив ярко-желтые тычинки сиять, как звезды в фиолетовом небе.

– Это потрясающе, Харв, – тихо проговорила она. – Правда.

– Спасибо. Я их тебе перепишу. Жалко будет, если они просто завянут здесь. Будешь вспоминать о нем – взгляни на них еще разок. Удачи, Дельта.

– Тебе тоже, Харв. И спасибо.

Тридцать четыре. Алеф

КлючСоб 37: логика

Сразу после того, как Пеллонхорк показал мне, что стало с Дреймом и Лигатом, я забрал Пайреву с Этажа, нашел пустой офис, сел рядом с ней и все ей рассказал. Сначала она молчала, а потом спросила:

– А он говорил тебе что-нибудь об этих семенах?

Пайрева, конечно же, немного напоминала меня, поэтому было объяснимо, что она не слишком эмоционально отреагировала на известие о том, что Дрейм и Лигат все еще живы, и об их положении. Она попросту была практична.

– Это может быть вирус, который высвободится на всех планетах одновременно. Но я знаю Пеллонхорка. Система доставки будет не одна. Возможно, еще одна, чтобы обеспечить успешную инициацию, и предохраняющая, чтобы предотвратить случайный запуск.

Пайрева была единственным живым человеком, с которым я мог свободно поговорить. Всех остальных у меня отняли смерть или безумие. Лишь она была настоящей. Она стала для меня всем. Ее лицо было так красиво, что мне хотелось плакать. Я нашел свою идеальную любовь, и мысль о том, что ее могут у меня отобрать, была невыносима. Я должен был оставаться стойким ради нее.

– Возможно, это и не вирус, – сказал я. – Это могут быть взрывные устройства. Или всё сразу.

– И он уничтожит всю Систему? Даже неназываемую планету?

– Так он говорит. И Геенну. В особенности Геенну.

– Ты ему веришь?

– Всегда.

Пайрева накрыла мою ладонь своей.

– Просто будь спокойным, Алеф. Он может блефовать. Ты говоришь, что знаешь его, но это не так. Он всегда был единственным, чьи поступки ты не мог предсказать.

Конечно же, она была права.

– Но я не могу рисковать. Он будет ожидать, что Бог поймает его на блефе. Мне кажется, он почти хочет, чтобы Бог это сделал.

Пайрева сжала мою руку.

– Ты должен его остановить. И ты можешь, Алеф. Ты должен в это верить – мы должны в это верить.

От того, насколько она на меня надеялась, я был готов расплакаться. Пайрева обняла меня за плечи, поцеловала в губы, потом отстранилась и сказала:

– Подумай, Алеф. Ты представляешь себе, как может произойти запуск?

– Он мне рассказал. Ему в голову имплантирован нейропередатчик. Пеллонхорк называет его переключателем мертвеца. Когда он умрет, передача прекратится и семена откроются.

– А если он окажется вне радиуса действия приемника?

– Приемник ведет регулярную проверку. Он допускает периодическое молчание. Есть небольшой период отсрочки.

– А если передатчик откажет?

Все ее вопросы я уже задавал себе сам, снова и снова, но последовательность ее логики меня успокаивала.

– Есть и живая цепь. Об отказе передатчика становится известно связному. Он проверяет, что с Пеллонхорком. Если за определенный срок он ничего не сообщает, семена открываются. – Я содрогнулся, вспоминая. – Пеллонхорк рассказывал мне это так, будто говорил напрямую с Богом. Он изменился, Пайрева. То, что он сделал со своим отцом и Лигатом, – безумие.

– Нет, – сказала она почти гневно и отдернула руку. Потом ее голос смягчился. – Нет. Мы не должны так думать. Это рак. Пеллонхорк на тебя полагается. Ты нужен ему, Алеф. – Она приблизилась и снова меня поцеловала. – Он в тебя верит, и я тоже.

– Я тебя люблю, – прошептал я. – Я тебя не потеряю.

Она улыбнулась мне, ее лицо сияло. Она была как гееннская богоматерь.

– Тогда ты должен его спасти, Алеф. – Она еще раз наклонилась ко мне, еще раз поцеловала меня. – Если кто-то и сможет его спасти, и спасти всех остальных, и спасти нас, – это ты.

Должно быть, Пайрева увидела, какое у меня было лицо. Она рассмеялась. Она на самом деле рассмеялась.

– Я возвращаюсь на Этаж. Твое присутствие там сейчас не требуется. Если потребуется, я сообщу. Почему бы тебе не пойти и не начать работать?

Она погладила меня по щеке и ушла.

Я отправился домой, но сосредоточиться у меня не получилось.