— Это не вспышки гнева. У меня не всё в порядке с Джинни, грёбаный поход в Хогсмид отменяют уже который раз, тренировки по квиддичу сократили, у меня стресс, блин!
— Стресс? — лицо Рона вытянулось. Он смотрел на друга так, будто видел его впервые. — От чего?
— Я только что всё объяснил, — процедил брюнет, отводя полог и ныряя в воображаемую скорлупу. У него не было настроения разжёвывать всё для незадачливого товарища. — Давай спать?
И ткань с тихим шорохом отгородила его от рыжего.
Через несколько секунд широкая ладонь снова отодвинула плотную материю, а веснушчатое лицо вглядывалось в зелёные глаза.
— А что с Джинни?
— Отвали, а?
Уизли упрямо смотрел. Когда он смотрел вот так, это означало, что легче ответить на вопрос, чем спорить.
Это, наверное, он тоже перенял у Гермионы.
— Ничего. Мы поссорились, ясно?
— Почему?
— Рон, отвали, я прошу, — раздражённо прошипел Гарри, отворачиваясь и подкладывая локоть под голову.
— Нет! — в голосе откровенная обида. — Одно дело, когда от нас обоих отгораживается Гермиона, зарытая в свои бесконечные заботы старосты, а другое дело, когда со мной не хочешь говорить
Поттер несколько секунд молчал. Потом скосил на рыжего взгляд, слеповато щурясь.
— Я твой друг, я не обязан грузить тебя этим.
— А Джинни — моя сестра. И она грузит меня всем, чем может. Потому что из нашей семейки в школе остались только мы вдвоём.
Гарри тяжело вздохнул, вновь поднося руку к лицу, и потёр лоб, зарываясь пальцами во влажные волосы.
— Слушай… — он вдруг понял, что не имеет никаких сил на то, чтобы спорить с рыжим. И ощутил реальное желание поделиться. — Тебя беспокоит, что мы ссоримся с Гермионой?
— И это тоже, — угрюмо протянул Рон, тяжело садясь на край Гарриной постели.
— Я обещаю, что попрошу у неё прощения. Завтра. За то, что устроил… на завтраке. Так пойдёт?
Уизли задумчиво поскрёб макушку. Потом кивнул. И добавил:
— И расскажешь, что там с Джинни.
На этот раз пауза затянулась. Но Поттер всё равно кивнул в ответ.
— Хорошо. Обещаю.
И, кажется, ему действительно стало легче. Потому что он всеми фибрами ощутил, как с души рыжего рухнула огромная гора.
— Ладно. Теперь можем спать.
И полог снова опустился. А через несколько секунд тихо скрипнула соседняя кровать.
— Добрых снов, Гарри.
— Добрых.
Он ещё немного посмотрел в темноту перед собой, а потом вздохнул и закрыл глаза.
Не было никаких препон для того, чтобы держать что-либо из произошедшего в секрете. Всё было настолько банально, что просто вымораживало.
Гарри хотелось движения. Он хотел тренировок по квиддичу, которые стали теперь какими-то скомканными и торопливыми. Он хотел походов в “Три метлы”, как раньше. Пусть это просто бокал грога и компания друзей, но это выметало любые мысли из головы. Он хотел, чтобы Джинни прекратила наконец-то носиться за ним, как за маленьким ребёнком, не способным ни на что без посторонней помощи. На фоне этого они и поссорились вчера, прямо посреди гостиной, вызвав удивлённые взгляды в свою сторону.
Он хотел, чтобы Гермиона вернулась.
Он соскучился по ней. До чёртиков не хватало её замечаний, её толчков к выполнению домашних заданий, её тёплого взгляда, когда он или Рон несли какую-то чепуху.
Вымораживало, что этот взгляд теперь она бросала только за слизеринский стол. Грёбаные слизеринцы. Уроды. Малфой — сука.
Челюсти сжались, Гарри сам не понял, когда его начало это настолько бесить. Наверное, через пару недель после их назначения, когда что-то начало неотвратимо меняться. А она, кажется, была даже не против этих изменений.
Просто катилась туда, куда её тащил этот идиот.
Гарри даже не корил себя за то, что злость на Гермиону стала уже чем-то привычным и близким. Она не имела права поступать так с ним. Она не имела права поступать так с их дружбой.
Потому что война со слизеринцами была чем-то большим, чем правило. Это было установкой. Тем, что принимается по-умолчанию. И иначе быть не могло.
На соседней кровати заворочался Рон, и Поттер ощутил давящее чувство острой вины где-то внутри. Рыжий переживал, когда всё шло не так. Сбивалось с ритма. Он наивно полагал, что верить можно всему, что говорит Гермиона.
Гарри пообещал извиниться перед ней.
Это будет правильно, не так ли?
Только ради друга. Он и так чувствовал себя достаточно виноватым перед Роном. Он сдержит слово. Попросит прощения. Но денется ли куда-нибудь эта обидная злость, которая просыпалась в нём каждый раз, когда Гермиона смотрела в
Поттер был не уверен.
Вообще ни в чём. Потому что в глубине души он надеялся, что завтра его не простят.
* * *
Если бы Гермиону попросили описать свой самый отвратительный день одним словом, она бы ответила, не задумываясь: “суббота”.
Это был один из тех бесполезных выходных, когда ты планируешь столько всего и не успеваешь ровным счётом ничего. Это был один из тех дней, когда к вечеру ты словно выжатый лимон идёшь в Башню, яростно топая по каменному полу, и думаешь: к чёрту всё это. А тебя ловит твой декан и напоминает о том, что ты обещал помочь с ежемесячным графиком успеваемости курса.