Читаем Платон. Аристотель (3-е изд., испр. и доп.) полностью

Я решил написать тебе письмо о том, что случилось со мной относительно моего тела. Все силы покинули мои члены совершенно, так что ни одним из них я не мог действовать; по некоторой счастливой случайности язык и умственные способности остались целыми, то ли потому, что были самыми дорогими для меня, то ли потому, что они наиболее божественны. Я уже давно хотел, чтобы ты пришел ко мне; но если ты придешь даже и теперь, ты сделаешь хорошо. Ведь, как я знаю, ты станешь во главе моих дел и как следует позаботишься о делах школы.

34. (К 32)?

(1) Думаю, что в течение всего времени было ясно мое расположение и что я всегда проявлял большую заботу по отношению к вам не из-за чего другого, чем как из стремления ко всепрекрасному. Я думаю, что справедливо, чтобы те поистине хорошие и делающие такие дела люди получили соответствующую славу; то, что у больного сохранились главнейшие части тела, голова и все, что к ней принадлежит, это хорошо, а об остальных приложи соответствующую заботу вместе с врачами, да и сам смотри, что им нужно. Казалось бы, что человеку приятному следовало бы отличаться силой, решительностью и быстротой.

(2) Ведь я, как ты знаешь, предан Платону, из-за него я предпочел и ваш город, и пребывание в Академии и все время вел себя безупречно, насколько мог, приспособляясь к его характеру. Когда он в силу случившегося (судьбы) удалился от общения с нами в здешнем мире, мы, чтя его, совершили все полагающееся и публично, и в нашем кругу, и мы разошлись в разные стороны по собственному выбору, как каждому было угодно. (3) Я лично всегда по своей природе в высшей степени был склонен к спокойствию и безделью, и вот я решил, насколько возможно, провести жизнь, не подчиняясь никому. И я философствовал, стараясь, насколько возможно, быть полезным себе и другим. Следует об этом открыто заявить, так как я таков, как говорю, особенно при том, что, если бог поможет, это легко. Будь здоров!

НЕПОНЯТНЫЕ

35. (33 5 к) СПЕВСИПП — ДИОНУ (?)

(1) Я решил написать письма, одно более серьезное, другое — чтобы читать его в обычной домашней обстановке; ведь я подумал, что, по-видимому, бывают неподходящие времена для получения написанного; порой иной из нас бывает серьезным, а бывает склонным к шуткам и веселости, а порой попросту радуется возможности говорить свободно. Прежде всего я радуюсь за сиракузян, что они перестали боровка называть Вакхом, быка — землепашцем, кошелек — копьем, а месяц — рождающим плоды, потому что в течение его рождается плод. А на дарах, предназначенных в Дельфы, надписано было мудрое слово, к которому, услыхав, по-видимому, Аполлон отнесся как отец, и, увидев колесницу на ипподроме, двигавшуюся сама собой, но, как мне кажется, явившись, сам пожелал, чтобы он прекратил появляться сюда с такими зрелищами. Итак, правильно считать боголюбивыми любителей прекрасного. Я лично не указываю тебе на письмо, которое ты написал мне, говоря, что я обязан был позаботиться обо всем этом деле и не оставлять без внимания, и сказал, что я хорошо делаю, если и сам не отказываюсь от трудностей и хлопот. Конечно, другой, вспомнив тотчас об этом теперь, послал к тебе письмо, предлагая выполнить, и я, выбрав момент, пошлю тебе. Я очень дорого бы дал за возможность посмотреть, сохранил ли ты свой прежний облик или мы лицезрели бы теперь тебя исполненным важности и гордости, потому что о тебе ведут разговоры все мальчишки на дорогах и Поликсен, сидя у себя на перевозах, и все пастухи в горах. Что это — мальчишество, вызывающее удивление? Конечно, нет. Но теперь ты покажешь… удерживая несправедливость, откуда действительно происходит все прекрасное. Ты украсишь и Академию, так что слава ее была…

У меня вырастут руки и ноги больше, чем у Гериона. Пришлите оттуда Филистиана и другого кого, чтобы как только возможно увеличить мою силу. Пошли мне одну…..узнав от Марида и Эхекрата об окружающих Дионисия: очень интересно было бы услыхать о них, о свите мужа, рожденного от ложа Аполлона. Напиши о ком-нибудь из тамошних, частным образом или по государственной линии или также пришедших откуда-то и собирающихся вместе. Знай, что много окажется готовых вместе хлопотать при нынешних условиях, если тебе кажется все с моей стороны выполненным как следует. У нас дела идут приблизительно так же, как и у вас, живущих там. Будь здоров!

36. (34 К к) ДИОНИСИЙ — СПЕВСИППУ

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза