— Похоже, действует, товарищ капитан, — сказал разведчик, осмотрев зенитку. Это было знаменитое 88-миллиметровое орудие, успешно используемое немцами и как противотанковое. — Может, стрельнуть? — предложил он, показывая на ящик со снарядами.
— Потом, — ответил Скворцов. — Решать будет товарищ Воронов, он здесь командир, а не мы.
Всего по углам квадратной площадки стояли четыре орудия, смотревшие во все стороны света. Скворцов прикинул, можно ли направить орудия так, чтобы бить по танкам внизу, если немцы решаться на контратаку с использованием бронетехники. Получалось, что можно.
— Интересно, как они их сюда затащили? — спросил один из разведчиков, понявшихся на крышу.
— По частям, иначе никак, — ответил капитан. — Разобрали, подняли и собрали. Тяжелая работа.
С высоты здания было видно, как в разных районах Москвы идут сражения. Больше всего выстрелов, в основном из танковых орудий, доносилось с севера — там немецкая бронегруппа все еще пыталась выбить Красную Армию с плацдарма возле Яузы. Отличный наблюдательный пункт, подумал Скворцов, надо будет сообщить Воронову.
— Отдохнули? — спросил он бойцов. — Все, спускаемся в штаб. Петров, остаешься здесь, будешь вести наблюдение. Проверь рацию.
— Есть, товарищ капитан, — ответил тот, — а рация работает, не волнуйтесь, я проверил перед подъемом.
— Хорошо, — откликнулся Скворцов. В самом деле, подумал он, надо прислать сюда кого-нибудь, кто имел дело с немецкими зенитками: может, и получится использовать трофей. Было бы очень кстати, иначе придется свои поднимать. Напоследок капитан посмотрел на небо: могут ли немцы бомбить Дворец? Да, такое вполне возможно, если и не прямо сейчас, то в ближайшем будущем. И тогда зенитки ох как пригодятся, особенно если учесть, что авиации у нас тут до сих пор нет…
Генерал Говоров анализировать ситуацию в Москве.
С одной стороны, положительная динамика налицо — кировская ветка метро уже целиком в руках Красной Армии, Дворец Советов взят, плацдарм у Яузы держится, несмотря на атаки, значительные немецкие силы блокированы возле мест постоянной дислокации. С другой стороны, интенсивность боев постоянно нарастает — как и следовало ожидать. Немцы вполне могут применить и авиацию — по тем районам, которые они не контролируют.
И, конечно, главный вопрос — что делать с Кремлем?
Говоров не сомневался, что немцы его взорвут, если решат, что проигрывают битву. Как этого не допустить?
У генерала был план — настолько неоднозначный, что он не рискнул выходить с ним на вышестоящее начальство: недоброжелатели, особенно те, кто не воевал с немцами, вполне могли обвинить его в предательстве. Кроме того, немцы должны сами созреть, чтобы его принять. Говоров считал Гудериана прагматичным генералом, имеющим богатый боевой опыт, и умевшим признавать поражение. Осознал ли он уже, что битва за Москву проиграна? Полной уверенности у Говорова не было.
Размышления генерала прервал начальник штаба, вошедший с докладом.
— Чем порадуете, Василий Евгеньевич? — спросил его командующий.
— С плацдарма у Яузы донесение. Немцы прекратили атаки и отходят к центру города.
— Интересно, — задумчиво проговорил генерал и после паузы добавил: — Вот что, Василий Евгеньевич. Мне нужен надежный офицер, умеющий держать язык за зубами и хорошо знающий немецкий. Есть такой на примете?
— А для чего?
Говоров хмыкнул.
— Для дипломатической миссии. Я хочу войти в контакт с Гудерианом. Только никто не должен об этом знать. Да, и вот еще что, — добавил генерал, — хорошо бы, чтобы этот офицер знал Кремль.
Начальник штаба, не задавая лишних вопросов, ответил:
— У меня есть такой офицер.
До войны Сергей Туманов собирался поступать на историко-филологический факультет МГУ. Способности к языкам у нег проявились еще в детстве — видимо, передались от матери, занимавшейся переводами на русский немецких философов и их комментированием. В десять лет Сергей знал наизусть «Страдания юного Вертера» — не потому, что мальчика привлек сюжет, а просто нравилось звучание языка, рифмованные строки и — что греха таить — восхищение юным дарованием со стороны взрослых.
В МГУ Туманов успел отучиться один год, а затем был призван на фронт. Начальство вскоре оценило его познания в немецком: Туманов консультировал офицеров, допрашивающих военнопленных, составлял и редактировал агитационные материалы, адресованные немецким военнослужащим, переводил трофейные документы — в общем, упражнялся в языке. К сорок пятому году Туманов дорос до майора, а в самом конце войны попал в группу переводчиков, участвовавших в подготовке и подписании документов о капитуляции, а также в допросах высших офицеров вермахта.