Провожаемые взглядами всех, кто участвовал в эксперименте, они медленно двинулись через коридор. Внутри пахло озоном, слышалось слабое потрескивание. «Виллис» чуть завалился на ухабе, профессор коснулся борта машины и почувствовал легкий удар тока. Спустя секунду они выехали из коридора на другой стороне.
Генерал, проехав еще немного, затормозил и вышел из машины. Громов последовал за ним.
— Та же земля, тот же воздух… — негромко произнес Синицын, оглядевшись вокруг, — поразительно. Не верится, что здесь хозяйничают немцы.
— Мне тоже не верилось, — признался Громов. — Но неделю назад я своими глазами видел здание рейхстага — целое здание, а н его руины.
Из куста на краю поляны показалась рыжая мордочка — наверное, та самая лисичка, что увидели раньше. Она внимательно наблюдала за пришельцами. Генерал, двинувшись к машине, спугнул животное, и мордочка исчезла.
— Едем назад, — распорядился генерал. — Товарищ Громов, я убедился, что ваша схема работает. Я доложу об этом командованию.
Глава 26.ЛАЗУТЧИК
Саша проснулся от того, что его трясли за плечо. Он открыл глаза — это был Владимир. В залитой светом комнате темнели окна — стояла глубокая ночь.
— Одевайся быстрее, поехали, — распорядился Владимир.
Саша уже привык исполнять приказания, не задавая вопросы — в свое время ему расскажут, что и как. Через пару минут они вышли на улицу. Месяц в ясном небе тускло освещал Советскую улицу, пустынную в этот час. На обочине, рядом с домом, стоял черный «Газик» с заведенным мотором, а на задним сиденье темнела фигура профессора Громова. Саша, поздоровавшись, сел рядом с ним.
— Поехали, — распорядился Владимир. Машина тронулась. Обернувшись, он посмотрел на сидящих сзади и сказал:
— Местные взяли языка.
— Что? — переспросил Саша. — Какого языка?
— Мужчина в гражданской одежде, без документов, по-русски говорит хорошо, но с немецким акцентом, а его здесь каждый знает. Спрашивал дорогу — заблудился, наверное. — Владимир усмехнулся. — Не повезло ему: спросил у только что демобилизованного старшины разведгруппы. Он сразу заподозрил неладное, ну, и решил задержать незнакомца. Тот оказал сопротивление и теперь сидит в отделении милиции со сломанной рукой.
— Он пришел с той стороны барьера? — спросил Громов.
— А откуда еще? — вернул вопрос Владимир. — Я других вариантов не вижу.
— А сам что говорит?
— Пока молчит. Наверное, обиделся на старшину, — пошутил Владимир и добавил: — ничего, он его разговорит. А мы поможем.
Машина, затормозив у отделения милиции, остановилась. У входа стоял смешанный патруль — военные и милиционеры. Во всех окнах двухэтажного здания, несмотря на поздний час, горел свет. Метрах в ста от отделения на обочине стоял взвод тридцатьчетверок, возле которого дежурил солдат. Впрочем, в основном ему приходилось в светлое время отгонять мальчишек, всеми правдами и неправдами желавшими полазать по танку, а еще лучше — пробраться внутрь.
Все трое — Владимир, профессор Громов и Саша — зашли в здание. «Сюда, пожалуйста, — сказал дежурный офицер, показывая дорогу, — первую помощь задержанному оказали, наложили шину. Врач сказал, что допрашивать можно».
В комнате сидели двое — задержанный немец и старшина, задержавший его. Владимир за руку поздоровался со старшиной, уважительно называя его Иваном Васильевичем.
— Ну, как он тут? — спросил Владимир, словно бы немца не было в комнате. Саша с Громовым, поздоровавшись со старшиной, сели на свободные стулья.
— Очухался, — ответил Иван Васильевич и показал на руку задержанного, — вот, шину наложили, перевязь сделали.
— Хорошо. — Владимир достал портсигар, щелчком выбил две сигареты. Угостил старшину, закурил сам. Взял табурет, подсел ближе к немцу.
— Как зовут?
Тот с высокомерным выражением лица молчал.
— Иван Васильевич, как думаешь, давно он тут у нас? — спросил Владимир, не отрывая взгляда от немца.
Тот тоже взял табуретку и подсел. Теперь все трое сидели рядышком, как хорошие друзья, решившие сообразить на троих и душевно побеседовать.
Старшина, внимательно осмотрев одежду и обувь немца, ответил:
— Сутки, вряд ли больше.
— А откуда пришел?
— Думаю, от Купавны. — Он быстро и крепко, словно клещами, взял немца за ботинок и приподнял так, чтобы стала видна подошва. Ошарашенный немец не успел отреагировать. — Видите глину? Там вдоль берега залежи, до войны даже карьер был. Весной, да и летом после дождя грязюка там непролазная. Видно, вляпался.
Сказав так, старшина отпустил ботинок немца. Тот немедленно поставил ногу на пол. На лице вновь появилось прежнее высокомерное выражение.
— Тут вот что еще интересно. Ну-ка, — старшина обратился к задержанному, — сними пиджачок.
Немец уставился на него уничижительным взглядом.
— Ты лучше сам, — уточнил Иван Васильевич, — а то если я начну, могу ненароком больно сделать, рука-то у тебя сломана…