Плавание к югу от Магелланова пролива

Душу мою волновали величие и волшебство этого неизведанного края, страх перед таинственными силами ночи, любопытство перед миром, скрытым во мраке, гордость от мысли, что я таки добрался сюда, и острое чувство униженности: так чуждо этому миру было мое я, такое ничтожное, незаметное и маленькое в безграничном, освещаемом звездами одиночестве.

_{ОСТРОВ КОРКХИЛЛ}

На следующее утро с сильным попутным ветром мы отправились к вершине залива Альмирантасго. День был мрачен и угрюм. Волны темного моря, набегая на хмурый берег, разбивались в облако сверкающей пены. Северный склон состоял из отвесных скал в тысячу футов высотой. Меж их остроконечными вершинами с еще более возвышенных, покрытых снегом плато, лежащих за цепью прибрежных гор, текли реки и ледники. Это бездушный, холодный берег. А в тот день перед надвигавшейся бурей он выглядел трагически.

В самом конце залива Альмирантасго на восток тянутся две долины. Сам залив — продолжение этой глубокой расселины. Между долинами выступает в залив, образуя две бухты, гора Маунт-Хоуп. Это западная оконечность десятимильного горного хребта, который обрывается в том месте, где долины, понижаясь, сливаются и образуют ложе большого, расположенного внутри страны озера Фаньяно. Со стороны залива гора Маунт-Хоуп кажется одиноким куполом, стоящим вдали от остальных здешних гор.

К югу от Маунт-Хоуп залив отдан на милость яростного западного ветра и морских бурь. Единственное место для стоянки находится у пустынного островка, что в двух милях от Маунт-Хоуп и недалеко от побережья.

_{МЫС ХЕЙКОК}

Хотя дул крепкий ветер, мы, чтобы не маневрировать, медлили заходить за островок. И вот тогда-то из-за своей неуклюжести в обращении со сложным переплетением румпеля и гика-шкота на тесной корме нашего бота я чуть не положил безвременный и бесславный конец своим приключениям. Свободный конец гика хлестнул с такой силой, что меня отшвырнуло в сторону и я перелетел через снасти. Я вцепился бог знает во что и повис наполовину в воде, скорее пристыженный, чем напуганный, и еще менее пострадавший.

Однако мы продолжали свой путь и, пройдя немного этим галсом, повернули на ветер и отдали якорь у подветренного берега острова.

На берегу залива, в полумиле от нашей стоянки, находились строения и загоны овечьей фермы. Пристав к берегу, мы отправились туда пешком. Это была маленькая усадьба: дом, один-два ветхих сарая, обнесенный забором кораль и купальня для овец.

Окружающая равнина была покрыта обгоревшими пнями — все, что осталось от леса. Уничтожение его отдало усадьбу во власть ничем не умеряемой ярости западных бурь, и это свидетельствовало о непредусмотрительности жителей здешних мест. Около дома на ощипанной овцами лужайке свалены в кучу отбросы, кости и гниющие полуобглоданные скелеты. Когда мы приблизились, два кондора оторвались от падали и, взмахнув огромными крыльями, поднялись к горным вершинам и улетели прочь.

Холодный ветер свистел в ушах, засыпая глаза песком, а мы все кружили вокруг дома, тщетно пытаясь уловить какие-нибудь признаки жизни внутри него. Потеряв всякую надежду на гостеприимство и обещанную себе чашку кофе, мы быстро направились к заливу.

Долина, в которой мы очутились, кончается у залива широкой плоской песчаной равниной. Благодаря овцам она превратилась из поросшего мхом пустыря в выщипанное пастбище. Песчаная дюна отгораживает ее от берега и немного защищает от постоянно дующих здесь ветров. Между северной границей долины и хребтом Маунт-Хоуп течет глубокая быстрая речка, настолько широкая в устье, что боту тех же размеров, что наш, обеспечена удобная и просторная стоянка. Мы решили привести сюда «Кэтлин» и отправились на разведку.

Когда добрались до берега реки, прилив достиг высшей точки, и море заполнило низовья реки, слившись с ее течением. Река стала глубже и шире, и перед нами оказалась гостеприимная, почти со всех сторон окруженная землей небольшая гавань.

_{БУХТА СТЭНЛИ}

«Чудесно, замечательно!» — вскричали мы и поспешили к устью, чтобы исследовать вход в бухту. Он оказался не таким уж хорошим. В том месте, где река впадала в море, устье резко сужалось и проход был не шире тридцати футов. На одном его берегу была скала, другой представлял собой пологую, покрытую песком отмель. По одну сторону устья морской берег кончался рифами, по другую лежала извилистая линия залива с бушующим у ее черты морем. В этот час прилива при ветре, бороздящем поверхность воды, море около устья казалось достаточно глубоким, чтобы ввести сюда бот без всяких предосторожностей. Следовало пойти на риск, чтобы не оставаться на нашей открытой ветру стоянке.

Возвратившись, мы застали хозяина фермы дома. А теперь, чтобы эти страницы не сгорели в слишком жарком пламени неразборчивой любви к человечеству, я позволю себе удовольствие изобразить этого сладкоречивого лицемера таким мерзким негодяем, каким он и был на самом деле.