Плавание к югу от Магелланова пролива

Существует много разновидностей негодяев. Есть индивидуалисты, которые, нарушая законы, делаются богачами, попадают за решетку или на виселицу — и дело с концом. Есть негодяи демократического толка, утверждающие, что все люди одинаково хороши. Эти грешат против бога, чтить которого — «значит воздавать должное его дарам в других, каждому в меру его гения, и больше всех любить самых великих людей: те, кто им завидуют или клевещут на них, ненавидят бога». Непочтительность — величайший грех. Но самый бесчеловечный из всех грехов — негостеприимность.

Если бы Гомес был человеком слабого здоровья, страдающим от несварения желудка и прочих немочей, и это несчастье отравило бы источник добра в его душе, этого было бы достаточно, чтобы ударами судьбы, выпавшими ему на долю, оправдать его безудержную злобу ко всему в мире. Но он не был слабым или больным. Наоборот, это человек сильный, плотный, загорелый, с бородой, какие встречаются у разбойников в сказках и романах. Глаза-не злые и не бегающие, их немигающий взгляд скорее напоминает спокойные глаза вола. Как мы постепенно удостоверились, Гомес жил в мире с богом и самим собой и соблюдал свою причастность к христианству молитвенным скаканием, криками, хлопаньем, стенаниями, катанием по полу, «козленьем» и завываниями, как и подобает пустоголовому представителю секты прыгунов.

— Входите, — сказал Гомес с кривой улыбкой, долженствующей выражать гостеприимство, когда я вручил ему теплое рекомендательное письмо его хозяина сеньора Марку. В письме тот просил оказывать нам всяческое внимание и помощь. — Мы бы охотно разделили с вами трапезу, но у нас почти нечего предложить. — И, заискивающе потирая руки, Гомес начал рассказывать, что воздерживается от винопития и курения табака, а также от грешного мяса гуанако, что он получает четыреста песо месячного жалованья, бесплатное довольствие и одежду. Пока он говорил, сквозь тонкую перегородку из соседней комнаты до нас доносилось беспрестанное монотонное бормотание: кто-то громко читал молитву. Вот оно прекратилось. Послышался звук двигающегося тела, и массивная фигура молельщицы заполнила дверной проем.

— Моя дорогая жена, — представил ее Гомес.

Лицо этой святой женщины напоминало физиономию гориллы. Маленькие, близко поставленные глаза, плоский нос, кости лица вытянуты в сторону огромного бесформенного жерла, называемого ртом, который открывался и закрывался, как западня.

_{У МЫСА ХЕЙКОК}

В доме было не прибрано, грязно, мебель почти отсутствовала. На кухонной двери висели два текста из Библии в рамках, а в комнате, одновременно служившей и молельней, и спальней, громоздилось широкое, длинное, мягкое сладострастное ложе, покрытое овчинами, одеялами, покрывалами и пушистыми шкурами грешных диких гуанако.

— До чего погода скверная! — заметил Гомес. — Очень скверная страна, очень скверное пастбище, очень тяжелый год для овец, кругом живут очень плохие люди. Очень плохой человек Мюлах с озера Фаньяно: всегда пьян. (Muy mal pombre; siempre horracho!)

Мы спросили его мнение о стоянке на реке, сказав, что хотим перегнать туда свой бот. Он засмеялся, многозначительно и таинственно передернул плечами и уклонился от прямого ответа.

— Завтра, — сказал он, подчиняясь приказу, содержащемуся во врученном мной письме, — я поведу вас на озеро.

Мы думали не сразу войти в устье реки, подождать, пока не начнется прилив. Тогда бы уровень воды в реке поднялся и мы бы не сели на мель. Однако день выдался такой пасмурный, что в пять вечера под угрозой надвигающейся темноты мы снялись с якоря. Сильный ветер с быстротой, показавшейся нам невероятной, погнал нас к земле. Длинный отлогий берег тянулся сплошной линией, и устье реки нельзя было заметить, если бы не возвышавшийся утес. Когда мы обследовали подход к устью с моря, прилив достигал большой высоты и глубина казалась всюду одинаковой и достаточной. Однако теперь, приблизившись к земле, мы могли видеть в полумиле от берега буруны. Тем не менее, помня, что нам рассказывали о реке, а главным образом полагаясь на то, что Гомес ничего не говорил об опасностях, сочли благоразумным продолжать путь. Мы держали курс прямо в узкое речное устье, а по правому борту белели гребешки волн; впереди были рифы, налево — приближающийся скалистый берег. Внезапно вода под нами стала бледно-зеленой. Помощник кинулся вперед, чтобы измерить глубину, но было уже поздно. Большая волна перекатилась через нос бота. Повернуть было некуда и некогда. Мы наскочили на риф.

Пенящиеся волны неслись мимо, и судно скрипело под их напором. Вот нахлынула еще одна волна, подняла нас и бросила вперед. Мы были свободны. Ветер придал нам скорости, и мы перемахнули через бурун.

Потом опять наскочили на риф; нас сняла еще большая волна, пронесла на своем гребне две сажени и коварно бросила вниз, да так, что бот застонал. Корма описала круг, мы прочно сели на мель, и на нас яростно обрушились ветер и море.

_{ОСТРОВ МЭСИ}