Плавание к югу от Магелланова пролива

Наконец мы нашли следы. Они вели через болота, в которые наши лошади проваливались по брюхо, шли через заросли куманики и беспорядочно разбросанные рощицы чахлых низкорослых деревцев, пересекали дороги в величественных лесах, устремляясь по ровным тропинкам, протоптанным гуанако. Лошадей нашли на зеленой прогалине в лесной глуши. С помощью лассо Хуан трех поймал. Мы повели лошадей на озеро, а оттуда бешено поскакали домой; пойманные лошади бежали впереди.

Было пять вечера. Миссис Мюлах, некрасивая миниатюрная англичанка, неутомимая, опрятная, раздражительная, добрая и великодушная, готовила ужин. Быстро постукивали ее башмаки по деревянному полу, пока она бегала по узкому кругу своей судьбы: печка — стол — погреб — сусек.

Тянуло знакомым запахом бараньего супа.

— Ужинать! — заорал Мюлах, подходя к двери.

Гавань, в которой расположена Эстансиа Исабель, находится в северной из двух бухт, в конце залива Аль-мирантасго. Она называется бухтой Джексон. В долине к северу от хребта Маунт-Хоуп проложена плохая дорога в двенадцать миль, по которой осуществляются все сношения Эстансии с внешним миром.

На следующее утро я с Хуаном в качестве проводника отправился в гавань, ведя на поводу лошадь для моего помощника. Дорога была отвратительная. Иногда встречались бревенчатые мостки, или очень ветхие, или же к ним невозможно было подойти из-за трясины, — уж лучше совсем ими не пользоваться. Переправляясь через болото, нужно почти всегда предоставлять лошади выбор дороги. Непогрешимый инстинкт подсказывает этим маленьким туземным лошадкам, где можно безопасно пройти. Они часто останавливаются и отказываются ступить на гиблые места, которые человеческому глазу кажутся совершенно сухими и твердыми. Столь же уверенно лошади ведут себя и в лесу. С какой бы скоростью они ни бежали через лабиринт молодых зарослей, они никогда не ошибутся, где можно прыгнуть, а где обойти вокруг или пойти прямо. В то же время они абсолютно не считаются с ростом всадника, и ему иногда грозит участь Авессалома[22]

.

_{ЗАЛИВ АДМИРАЛТИ-САУНД. ВИД С ГОРЫ}

Мы проехали три четверти пути, прежде чем увидели гавань и залив Альмирантасго. Несколько миль дорога лепилась вверх по горе, а долина оставалась справа, постепенно уходя вниз. Прямо перед нами на фоне неба резко вырисовывалась вершина пологого холма, и казалось, за ним уже ничего нет. Дорога вела через вершину. Там нас встретил дикий пронизывающий ветер и внезапно открывшаяся широкая панорама залива.

День был облачный. Неспокойные воды сверкали, как жидкий металл, между уходящими вдаль темными, словно железо, стенами гор. На западе в прозрачной дымке виднелись вершины острова Досон. Пренебрегая опасностью, мы рысью спустились по каменистой тропинке с холма в низину, где была гавань. На этой безлесной и безводной равнине ветер дул с обновленной яростью, словно пытаясь преодолеть сопротивление стоящих на пути гор. На ровном песчаном берегу залива, там, куда чуть ли не доходил прилив, стояла неказистая хижина, служившая местом ночлега для людей с Эстансии Исабель во время их случайных наездов в гавань. Хижина так пострадала от морских брызг и песчаных заносов, что сама казалась выброшенным морем обломком.

Недалеко от хижины на лугу стоял деревянный крест над могилой неизвестного, который, видимо, не вынес тоскливого одиночества и покончил самоубийством. Вечный шум прибоя, набегавшего на берег, широкие отмели залива еще больше усугубляли ощущение одиночества, вызываемого этой картиной.

Подкрепившись горячим кофе и хлебом, мы начали долгий, медленный обход горы Маунт-Хоуп спереди, чтобы достичь южной бухты. Взбираясь вверх с одной лесистой кручи на другую, мы достигли сравнительно плоской вершины горы. Здесь между широкими уступами скал тоже было болото; карликовые деревья почти лежали на земле — свидетельство торжествующей силы западных ветров.

Уже на следующий день после прибытия на озеро, я пытался заглушить в себе беспокойство о судьбе «Кэтлин». Сохранять философское спокойствие помогала лишь моя вынужденная пассивность. Однако теперь, когда за каждой возвышенностью, на которую мы поднимались, за каждым уступом, который огибали, можно было увидеть другой залив и узнать, что за несчастье приключилось с моим ботом и что помешало помощнику встретиться со мной, я оказался во власти самой черной тревоги. Я уже собирал все свое мужество, чтобы не дрогнуть, увидев берег, усеянный обломками судна: мое воображение очень живо рисовало эту картину. Но мы шли дальше и дальше, убыстряя шаг, а на нашем пути вырастали все новые препятствия. И вот уже я не мог идти быстрее: я устал. Утомление и напряженное ожидание заставили меня поверить в мрачные предчувствия.