Плавание к югу от Магелланова пролива

На следующий день после приезда я сидел с видом полного безразличия, а помощник рассказывал хозяевам:

— Сеньор — большой человек, сеньор доводится родственником президенту Соединенных Штатов, который очень ему доверяет. К тому же он близкий друг президента Чили.

Так он болтал и болтал, пока наконец хозяева, предварительно удалившись, чтобы посоветоваться, не объявили, что нам дадут лошадей для переправы через реку, а там мы сможем продолжить свой путь в Ушуаю.

— Прекрасно, — сказали мы и, как было условлено, на следующее утро, третьего декабря, отправились дальше.

— Прощай, Франсиско, прощай, бедняга безумный повар, прощайте, молодой дон Антонио! Пусть цветет ваша доброта, несмотря на злобное окружение.

Мы перебрались через сверкающие отмели залива. Пригревало яркое солнце, дул западный ветер и, казалось, очищал наши души от налета двухдневных воспоминаний. Господи, как славно, что мы снова свободны и снова в пути!

Обогнув залив близ его устья, несколько часов поднимались по проторенной дороге в лес, а около полудня добрались до реки. Посмеялись, вспомнив, как нам предсказывали, что ее невозможно перейти вброд: вода не доходила нам и до пояса. Река текла по широкому галечному руслу между надежными берегами.

_{БУХТА ЙЕНДЕГАЯ}

Неподалеку от брода, в излучине, стояла заброшенная лесопилка. Здесь мы остановились, чтобы позавтракать. Досыта наевшись, мы распрощались со своим чилийским другом и проводником.

В Ушуаю вела удобная тропа — идти было легко. (' рюкзаками за спиной мы весело шагали вперед. Судя по карте, нам предстояло пройти десять миль. Был час дня. Мы рассчитывали, что, прибавив еще две мили (тропа очень извилиста), доберемся до места к пяти часам.

Шли мы по нескончаемому лесу. За деревьями ничего нельзя было рассмотреть, кроме далеких горных вершин и поросших лесом склонов. Наконец, когда, казалось, этого однообразия уже ничто не сможет нарушить, мы вышли, к своему изумлению, на железную дорогу и, спустившись вдоль нее по крутому склону, оказались на берегу пролива Бигл.

Здесь, на изумрудном лугу, — такого я не видел с тех пор, как мы оставили Северную Америку, — стояла маленькая ярко-красная хижина. Мне не верилось, что наконец я па том побережье, которое под впечатлением книг Дарвина представлялось мне недосягаемым диким краем. За этим зеленым уголком цивилизации на другом берегу пролива перед нами открылись величественные горы острова Осте и его берега, такие же, как девяносто лет назад, когда экипаж «Бигля» занимался их исследованием[32].

В хижине никто не жил, и, поскольку мы решили, что это указывает на близость Ушуаи — наверное, она тут, рядом, за горой, — я снял свою истрепанную одежду, достал из рюкзака довольно-таки поношенный «праздничный костюм», принарядился и даже повязал галстук на фланелевую рубашку.

Когда стремишься к цели всей душой, а желанная цель оказывается дальше, чем ты предполагал, — какое это разочарование! Вряд ли кто-нибудь еще так жаждал добраться до цели, как мы до Ушуаи в тот день, в тот последний томительный день нашего путешествия пешком.

Не одну гору, а двадцать мы обошли, пока вдали показался город. Мы упрямо шагали вперед много часов подряд в надежде, что каждый встречный холм или попорот — последний, а перед нами снова и снова открывались бесконечные пастбища. Уныние давило нам на плечи, словно тяжкое бремя.

Не одна, а тысячи исхоженных овечьими стадами тропок беспорядочно переплетались среди зарослей ка-лифаты. А сколько миль к нашему пути добавляли еще береговые изгибы! Об этом красноречиво говорили бесчисленные дорожные столбы, которыми отмечалась наша непомерная усталость.

Мы уже отчаялись достигнуть порта к вечеру, но, взобравшись еще на один, «последний» пригорок, вдруг увидели далеко впереди вытянутый полуостров Ушуая. Безлесный золотистый песчаный выступ берега, казалось, лежал на голубой поверхности бухты. С новой решимостью мы поспешили вперед: предстояло немало еще пройти, а приближалась ночь. От этого отрезка пути в памяти остались все растущая усталость и бесконечные привалы. Мы стерли себе ноги. Мой помощник, во время двухдневного отдыха подлечивший было ногу, снова захромал и едва шел от нестерпимой боли.

Взбираемся еще на десяток-другой холмов, переходим через глубокую реку, и нам открываются наконец поблескивающие кровли и башни города. Длинные тени горных вершин еще не успели скрыть от глаз его великолепие.

К западу от Ушуаи лежит широкая равнина; там, в миле от города, некогда была англиканская миссия. Пока мы проходили через эти места, начало темнеть. Помощник изнемогал от усталости и боли.

— Отдохнем немного, — взмолился он, когда мы достигли городской окраины. — Ведь в город надо войти в приличном виде.

Через несколько минут он мог уже идти. Гордо вскинув головы, размахивая руками и распевая «Тело Джона Брауна» — наш походный марш, мы вступили на первую улицу.

Собаки возвестили о нашем появлении, и люди высыпали к дверям, чтобы взглянуть на нас.

— Вы откуда? — спрашивает один.

— С Альмирантасго.

— Господи! А куда держите путь?

— К мысу Горн.