Каждый уже познакомился со своим соседом. Все говорят одновременно. И пьют! Моя обязанность - следить, чтобы у всех были наполнены стаканы. Время от времени подсаживаюсь к кому-нибудь поболтать. Но больше всего мне нравится прислуживать посетителям, носиться взад и вперед, подносить огоньку к их сигарам, отдавать краткие приказания, откупоривать бутылки, вытряхивать пепельницы, убивать с гостями время и тому подобное. Постоянное движение помогает мне думать. Пожалуй, придется писать мысленно еще один роман.
Я изучаю движение бровей, изгиб губ, жесты, интонации. Я как будто репетирую пьесу, а посетители импровизируют, подыгрывая мне. Услышанный на ходу обрывок фразы достраивается у меня в голове, разрастается в абзац, страницу. Если кто-то спрашивает о чем-то своего соседа, я отвечаю за него - мысленно. Получается забавно. Просто захватывающе. Время от времени делаю глоток чего-нибудь и закусываю сандвичем.
Кухня - мое царство. Здесь я придумываю целые истории о роковых обстоятельствах и трагических судьбах.
- Ну, Генри, - говорит Ульрих, поймав меня в углу у раковины, - как дела? За успех твоего предприятия! - Он осушает стакан, - Отличная выпивка! Ты должен дать мне адрес своего бутлегера. - Мы с ним выпиваем понемногу, пока я выполняю пару заказов. - Господи, - говорит Ульрих, - до чего непривычно видеть тебя с этим здоровенным ножом в руке.
- Не такой уж плохой способ проводить время, - отвечаю. - Позволяет обдумывать то, что я когда-нибудь напишу.
- Ты серьезно?
- Конечно, серьезно. Это не я делаю все эти сандвичи, а кто-то другой. Это похоже на действия лунатика… Как насчет доброго куска салями? Хочешь - еврейской, хочешь итальянской. Вот, попробуй оливки - греческие оливки, каково! Понимаешь, будь я просто барменом, то чувствовал бы себя несчастным.
- Генри, говорит он, - ты не был бы несчастным, чем бы ни занимался. Для тебя жизнь всегда интересна, даже когда ты оказываешься на самом дне. Знаешь, ты как те альпинисты, которые, провалившись в глубокую пропасть, видят над головой мерцающие звезды… среди бела дня. Ты видишь звезды там, где другие видят одни бородавки и угри.
Он улыбнулся мне понимающей, нежной улыбкой, потом неожиданно сделал серьезное лицо.
- Я подумал, что должен сказать тебе кое-что, - начал он. - Это касается Неда. Не знаю, говорил ли он тебе, но он недавно потерял работу. Пьянство. Не может удержаться. Я говорю это затем, чтобы ты приглядывал за ним. Он, ты знаешь, очень высокого мнения о тебе и, возможно, будет часто здесь появляться. Постарайся сдерживать его, ладно? Алкоголь - яд для него… Между прочим, - продолжал он, - как думаешь, могу я принести как-нибудь вечером шахматы? Я имею в виду, когда будет поспокойнее. Случатся вечера, когда никто не придет. Ты только позвони мне. Кстати, я прочел книгу, которую ты мне дал, - об истории шахмат. Удивительная книга. Сходим как-нибудь в музей посмотреть на эти средневековые шахматы?
- Непременно, - сказал я, - если только получится встать к полудню!
Друзья тянулись на кухню один за другим, чтобы поболтать. Нередко они вместо меня обслуживали гостей. Иногда гости сами заходили на кухню попросить выпить или просто посмотреть, что происходит.
О`Мара, естественно, застрял на кухне надолго. Он без умолку болтал о своих приключениях на солнечном юге. Хотя это, может, было бы и неплохо - вернуться нам, всем троим, туда и начать новую жизнь.
- Жаль, нет тут у тебя лишней кровати, - сказал он. Задумчиво почесал затылок. - А если сдвинуть пару столиков и положить сверху матрац?
- Можно, только давай как-нибудь в другой раз.
- Конечно, конечно, - согласился О`Мара. - Как скажешь. Я просто предложил. Во всяком случае, здорово, что мы увиделись. Тебе понравится на юге. Один только тамошний чистый воздух чего стоит… Здесь ведь просто помойка! Не сравнить с тем, что там! Кстати, ты видишься с этим чокнутым - опять забыл, как его зовут?
- Ты имеешь в виду Шелдона?