– Мои чувства уже давно никого не касались, не касаются, и не будут касаться. Запомни это, Шараф Ага. Пройдет много времени, и я, возможно, почувствую уважение и теплоту к какому-то мужчине. Это случится не сейчас. Но как бы там ни было, этим мужчиной твой повелитель никогда не окажется.
Уныло улыбнувшись, молодая женщина отправилась в свою комнату. На рассвете, как она и предполагала, пришли слуги, чтобы отвести наложницу во двор. Дочь герцога, выйдя на крыльцо, увидела двое золотых носилок, которые держали два раба. Сзади располагался целый караван верблюдов, запряженных мешками с вещами и едой. Такая же самая «свита» сопровождала девушку тогда, когда она сошла на берег в Алжире. С тех пор прошло очень мало времени, но Арабелла вспоминала те события смутно, как будто бы они были лишь сном. Но на этот раз француженку не принуждали ехать верхом на верблюде, ее посадили в золотые носилки. Устроившись под паланкином, молодая женщина, наконец-то смогла снять вуаль, вытирая лицо платком. Жара была невыносимой. Дрожь пробегала по телу мадам де Фрейз, когда она понимала, что в пустыне, через которую будет ехать караван, еще жарче и опасней. Ибо стали ходить слухи, что разбойники нападали на богатых людей, грабили их и убивали. Волнение достигло пика. Будущая наложница выглянула наружу. Верблюды продвигались не спеша, аккуратно становясь на землю. Девушка увидела Шарафа Агу. Он не ехал в носилках, а располагался на белом скакуне. Молодая женщина заметила, как управитель занервничал. Глаза не были спокойными, в них горел огонь волнения и переживаний, руки нервно сжимали поводья лошади. Приблизившись к носилкам, араб взял Арабеллу за запястье. От его горячего прикосновения девушка испуганно подняла глаза: – Мы приближаемся к пустыне. Там очень небезопасно. Сейчас мы сделаем привал. Переночуем здесь, а завтра отправимся в путь, – голос мужчины дрожал и срывался.
– Что случилось? – тихо прошептала мадам де Фрейз, бережно положив пальцы ладонь управителя.
– Я не хотел говорить, но…в Ливии назревает мятеж. Как тебе известно, эта страна также принадлежит к владениям нашего султаната. Повелитель желает, чтобы я отправился туда. Я ведь не только господин гарема, но и государственно-политический деятель. Мне нужно усмирить непокорное племя, поскольку повстанцы могут начать грабить и Тунис.
Дочь герцога невольно покачала головой: – О чем ты говоришь? Куда ты уедешь? А я? Что будет со мной? Ты подумал об этом? Как я сама останусь в гареме, где на каждом шагу мне будут напоминать, что я лишь низкая рабыня? – в голосе женщины послышались обидчивые нотки. Слезы стояли в глазах, не позволяя выбраться наружу резким чувствам.
– Я все отлично понимаю, не хуже тебя, Арабелла. Но выхода нет. Мы все пострадаем, если восстание не усмирится. Пойми, есть дела важнее…
– …меня, – закончила фразу девушка, гордо вскинув подбородок. Сейчас ей хотелось выглядеть самостоятельной дамой, той, которая сама сможет постоять за себя. Но понимание правды лежало тяжким бременем на юных плечах. Взгляд француженки упал на рабынь, которые, закутавшись в паранджу, шли за караваном по острым камням: – Такой доли ты мне желаешь? – усмешка была подобна жалкой улыбке, которая едва заметно проскользнула по губам мадемуазель.
– Эти несчастные – никто. Запомни это, девушка. С рабынями ты себя не равняй.