Пленник волчьей стаи

Бедные полевки! Если бы не они — тундра, сопки стали бы мертвыми. Волки и лисы, росомахи и совы — все они, сильные и выносливые, зимой выживают только потому, что под снегами живут они, полевки. Их высматривают, вынюхивают денно и нощно, чтобы выжить им, владыкам тундры и лесов. Правда, не едиными полевками питаются владыки. Есть еще олени, зайцы, куропатки, но на них не всегда можно рассчитывать.

Вскоре пришла настоящая зима — со жгучими ветрами и лютыми морозами. Вот уж когда сыну Дарки стало совсем худо. Холод постоянно требовал пищи, ибо только полный желудок согревает, дает силы. Тут уж одни полевки не спасали. А растущий организм просил, умолял большего. «Мяса! Мяса!» — требовал пустой желудок. Голод не отступал даже во сне. Впрочем, сын Дарки почти и не спал — голод и холод гнали и гнали подростка-волка по безмолвному белому миру. Когда приступ голода, казалось, начинал раздирать желудок, сын Дарки снова и снова вспоминал жилье _вчеловека, добрую заботливую мать, свою сытую жизнь на островке. И эти воспоминания все сильнее притягивали его к стойбищу, к жилищу человека.

* * *

Стойбище затаилось в снегах, притихло от студеного объятия зимы. Только дымы над ярангами да редкий лай полуголодных собак говорили о том, что он обитаем.

Ночью сын Дарки пришел в тальник. В тот самый тальник неподалеку от яранги Петота, куда прибежала на зов вожака волчьей стаи его мать. Их сын, конечно же, не ведал об этом совпадении.

Он еще не боялся людей: ничего плохого люди пока ему не сделали. Молодой волк боялся собак. Но сильнее страха было желание подойти к жилью человека. Запах оленьих шкур, мяса, квашеной рыбы, юколы держали его поблизости стойбища невидимым поводком. Голодный сын Дарки на что-то надеялся. На что? Конечно, на добычу. Он ждал, подходя все ближе к ярангам.

Совсем кстати повалил снег, крупный, лохматый, и все звуки в стойбище захлебнулись, растворились в нем. Притихли собаки, словно подавившись холодными хлопьями.

Сын Дарки приблизился к яранге Петота. Тихо. Даже дымом не пахло. Только запахи прелого дерева и гнилых шкур тревожили ноздри молодого волка. И все же чем-то далеким, знакомым пахнуло на него от этого жилища человека. Но и только: глухонемой охотник ушел к «верхним людям» в начале осени, и пепел его тела, сожженного на погребальном костре, давно уже разметали ветры. Зато дальше, у большой яранги, с которой, собственно, и начиналось стойбище, сын Дарки остановился, повел носом. Тело его дрожало от напряжения. Он чего-то ждал. Вдруг внутри яранги мелькнул огонь костра. Сын Дарки припал на снег.

Старый Хоялхот вышел с оленьей головой и топором. Накануне из табуна богача Вувувье приехал погостить сын Тавтык. Он привез полтуши оленя и эту голову. О, у кого в яранге зимой есть голова оленя — тот счастливый. Что может быть вкуснее мозгов оленя! Старик положил замерзшую голову на бревно и начал аккуратно разрубать ее на части. Чтобы всем досталось по кусочку. Наконец Хоялхот закончил дело, но все куски разом унести не смог. Ничего не подозревая, старик оставил на бревне большой кусок головы оленя, собираясь тут же вернуться за ним.

Сын Дарки в два прыжка оказался около мяса и, схватив его, умчался в тальник.

Вернувшись, старик растерянно пошарил по бревну, разгреб ногой снег около него, думая, что кусок свалился. Убедившись в пропаже, старик тихонько заругался на собак. Так молодой волк, сын Дарки, второй раз за свою еще очень короткую жизнь отведал оленьего мяса.

Еще три ночи приходил он в стойбище, рискуя шкурой. Но только однажды ему повезло еще раз, когда он вырвал юколу у молодого кобелька. Кобелек задумал съесть брошенную хозяином рыбину подальше от взрослых нахальных собак и побежал с ней в ближний кустарник. Тут-то его и подкараулил сын Дарки. Он сшиб ничего не подозревавшего ровесника и умчался в ночь с юколой в зубах под неистовый брех пришедшего в себя кобелька, которого вскоре поддержали все собаки стойбища.