Пленник волчьей стаи

Оленуха с трудом поднялась и снова побежала, то и дело оглядываясь на преследователя. Ее сердце готово было разорваться от усталости и страха, но жажда жизни гнала и гнала вперед.

К утру росомаха уже не выпускала жертву из виду. Расстояние между ней и оленухой все больше сокращалось.

К полудню оленуха уже еле держалась на ногах. Росомаха теперь без труда могла бы ее настичь, но не делала этого. Ей не нужна была еще такая добыча: часто росомахи предпочитают расправляться с добычей только после того, как животное изойдет потом. Запах потного тела загнанного оленя, зайца — сущее блаженство для этого необычного зверя.

У оленухи уже не было сил не то что бежать, а просто идти. От усталости ее шатало из стороны в сторону.

Росомаха, алчно втянув воздух, все же осталась недовольной. Подойдя вплотную к оленухе, она злобно ощерилась, громко лязгнула клыками. Оленуха вздрогнула, чуть было не упала, но, собрав последние силы, вскинулась и затрусила дальше, с ужасом озираясь на своего рычащего мучителя. Из груди ее вырвались тяжкие хрипы. Она пробежала совсем немного и, вконец обессиленная, рухнула на мягкий влажный мох. Изо рта показалась кровавая пена.

Этого и ждала росомаха. Она прыгнула на умирающую оленуху и яростно вцепилась в горло, сполна вознаградив себя за долгую, трудную охоту.

…Запах крови, свежего мяса оглушил Крепыша, и он, не таясь, бросился к растерзанной туше. Росомаха уже насытилась и теперь дремала в ближнем кустарнике. Волчонок с рычанием рвал и проглатывал уже остывшее мясо, от одного запаха которого кружилась голова.

Его рычание и разбудило росомаху. Шерсть на ее загривке поднялась дыбом, и, хищно оскалясь, припадая к земле, зверина приблизилась к своей законной добыче. Она ожидала увидеть медведя, лисицу, волка, но только не этого нахального волчонка, который пожирал ее добычу! Однако она не сразу бросилась на воришку, а прежде осмотрелась, принюхалась: раз есть волчонок, значит, рядом должна находиться мать-волчица, Нет, волки не нападают на росомах. Пронзительно-вонючий запах этих неутомимых коварных бродяг отпугивает даже их, волков. Но росомаха знала и другое — волчица-мать может пойти на все, защищая детеныша. Вот почему она не сразу бросилась на волчонка. Когда же убедилась, что его матери поблизости нет, подкралась сзади и коротким, молниеносным ударом костистой мощной лапы отбросила волчонка далеко от туши. Взвизгнув, сын Дарки шмякнулся о землю, и белый день стал для него черной ночью.

Росомаха, глухо рыча, осталась возле растерзанной туши оленухи и, не мигая, смотрела на валявшегося волчонка, готовая в любой миг покончить с ним.

Крепыш долго лежал в траве почти бездыханный. Очнувшись, он попробовал подняться и сразу почувствовал острую боль в боку. Весь мир, голубой и зеленый, казалось, покрылся густым белым туманом, а земля почему-то сильно раскачивалась.

Увидев, что волчонок поднялся, росомаха угрожающе зарычала и шагнула к нему…

Инстинкт самосохранения сработал раньше сознания, придал силы — Крепыш шарахнулся в реденькие кустики и, спотыкаясь, бросился подальше от страшного зверя, которого он лишь смутно увидел…

Как ни боялся он большой и быстрой воды, но голод все же заставил его вернуться к ней. Здесь, на берегу Апуки, на отмелях, в тихих заводях, в спокойных протоках, он стал понемногу кормиться. Протоки и заводи буквально кишели куликами и утками. Птенцы-то их на первых порах самостоятельной жизни волчонка и стали его основной пищей. Он довольно быстро научился подкрадываться к выводкам, смело и расчетливо прыгая за добычей в траву и в воду — не в реку, а в тихие мелкие заводи, в лужицы. Потом он начал охотиться на жирных евражек. А когда к верховьям реки, к ее притокам стали подходить косяки горбуши и кеты, волчонку стало совсем хорошо. На перекатах и мелководье рыбу промышляли медведи. Иногда их собиралось вместе по нескольку десятков — целый табун! После медвежьих рыбалок на берегу оставалось немало обгрызанных, полусъеденных серебристо-алых тушек.

Охотились на рыб чайки, вороны, лисицы и тоже невольно делились добычей с ним, взрослевшим с каждым новым прожитым днем.

Сын Дарки многому научился за короткое время, ибо учителями его были голод и инстинкт предков. О, это были мудрые учителя! Так, завидев на берегу чаек, расклевывавших уворованные у медведей рыбины, он разгонялся и врывался в гущу стаи. Чайки испуганно шарахались, разлетались в стороны, а опомнившись, начинали истошно орать, но Крепыш с рыбиной в зубах уже был где-нибудь в кустах…

Со многими зверями встречался сын Дарки на охотничьих тропах. Только человека еще не видел. Не мог он пока встретиться с ним — «владения» Крепыша находились между двумя быстрыми речушками — притоками Апуки, спадавшими с гор, и на этом просторном участке тундры не было ни одного стойбища, ни одинокой яранги или юрташки. Ближайшее стойбище, его родное, стояло выше, на противоположном берегу Апуки. Туда Крепыш еще не добирался.