Пленники горы

– Ну что ж, рассказывай, зачем хотел меня видеть, – начал разговор Мамедбейли.

Мамишев молчал, сосредоточенно уставившись в пол. Было видно, что он прокручивает в голове заранее обдуманную речь.

– Я хочу попросить тебя об одной вещи, гражданин начальник, – сказал он, наконец.

– Какой? – спросил полковник.

– Пусть не впутывают в это дело моего сына. Я готов ответить за всё, что бы вы на меня не навешали, но сына не трогайте.

– Ты просишь о невозможном. Во-первых, вы – злостные браконьеры. Забыл? Во-вторых, твой сын – соучастник серьёзного преступления. Помогал связывать детей, ударил по голове вашего подельника, Гусейнова Ризвана. Ведь его так звали?

– Легонько стукнул по затылку, и всё. Он даже сознания не потерял. Стрелял в меня. Чуть было не попал.

– Легонько, говоришь? У покойного на затылке огромная гематома. Не исключено, что он умер от кровоизлияния в мозг. Плюс многочисленные кровоподтёки на теле.

– Так это он с обрыва упал. Оступился и упал.

– Не рассказывай сказки, Мамишев. Забыл, что есть показания свидетелей? Ребята всё рассказали.

– Нет, начальник, этого они видеть не могли. Они к тому времени далеко были.

– А для чего ты связал им руки?

– Чтобы глупостей не наделали и дальше в горы не пошли. Утром обязательно отправил бы домой.

– Волновался, значит, заботился? И именно поэтому издевался и бил?

– Что ты, начальник, как можно. Клянусь могилой отца, сына твоего вообще и пальцем не тронул. А вот дружка его, жёлтую кошку, шлёпнул разок. Легонько так. Он ведь меня за руку укусил.

– Легонько? – переспросил Мамедбейли, – я видел, что ты сделал с лицом ребёнка, мерзавец.

– Говорю, слегка, – сказал Мамишев, рассматривая свои огромные ручищи, будто видел их впервые в жизни, – если б я его ударил, не жить бы ему и секунды.

– Ты, я вижу, умелый лгун. Тебя послушать, так все ваши действия тянут разве что на мелкое хулиганство. Только напрасно всё это. Не выкрутиться тебе, Мамишев. Ни тебе, ни сыну твоему. Ответите по всей строгости закона.

Мамишев поднял на него глаза. То был прежний, гипнотизирующий взгляд, но в этот раз полковник его выдержал.

– Не делай этого, начальник, очень тебя прошу, – сказал Мамишев, – ты же сам отец. Умоляю, сжалься над моим единственным ребёнком.

Но не было в его голосе и, особенно, во взгляде мольбы. И тогда полковник принял окончательное решение.

– Я уничтожу тебя, последователь дьявола, – сказал он мысленно, глядя прямо в глаза бандиту.

И Мамишев всё понял. Его губы растянулись в зловещей улыбке.

– Я не последователь, я сам дьявол, – говорила она.

– Ради наших детей, – сказал он вслух.

– Наших детей? – переспросил Мамедбейли, от гнева его глаза налились кровью, – что ты хочешь сказать? Угрожаешь?

– Не дай бог. Кто я такой, чтобы угрожать. Только умоляю. Твой сын хороший, воспитанный мальчик. А вот дружок его – сущий дьявол. Помяни моё слово – худой конец ждёт их дружбу.

– Лучше подумай о своём конце, – полковник наклонился вперёд и, буравя Мамишева взглядом, процедил сквозь зубы, – ты хоть осознаешь, с кем связался? Ты, зная, что один из детей сын начальника милиции, мучил их, пытался убить. Молись, чтобы ты сгнил в тюрьме от чахотки. Я тебя по стенке размажу, как коровье дерьмо.

Мамишев напряжённо слушал всё более распаляющегося полковника.

– Я смерти не боюсь, – сказал он, – я люблю смерть. Знаю, что буду гореть в аду. Но не хочу, чтобы мой сын попал туда. Помоги ему, и мой дух будет хранителем твоего дитя, ничьё проклятие не коснётся его.

Мамедбейли вскочил со скамейки.

– Ты что болтаешь, мерзавец? – заорал он. – Какой ещё дух? Вот я вышибу его из тебя, а заодно и из сынка твоего, тогда узнаешь цену своему бреду.

– Пожалей моего сына, начальник, – голос Мамишева стал плаксивым, но горящие адским огнём глаза кричали совсем о другом.

Неожиданно он упал на колени и, сцепив пальцы рук, завопил: – Пощади!

Мамедбейли невольно попятился назад, зацепил каблуком выбоину в цементном полу и упал. В камеру влетел Юсуф. Он перепрыгнул через начальника и со всего размаха ударил Мамишева дубинкой по голове. Тот вскочил и пошёл на обидчика, но от ловкого удара ногой в промежность скорчился и, взвыв, повалился на пол.

На шум прибежали Ильгар и ещё один сотрудник. Втроём им удалось скрутить брыкающегося Мамишева и бросить его на койку. Всё это время он орал благим матом и грязно ругался, пока, наконец, несколько увесистых пинков и ударов дубинкой не заставили его замолчать.

Полковник встал, его пошатнуло, и он прислонился к стене. В висках бешено стучала кровь.

– Давление зашкаливает, – с тревогой подумал он, – надо срочно выпить таблетку. Только инсульта мне не хватало.

– Всё, товарищ полковник, – тяжело дыша, доложил Ильгар, – больше он не пикнет.

– Наручники не снимать, – устало сказал Мамедбейли и вышел в коридор.

– А ведь он и в самом деле сумасшедший, – подумал он, – типичный социопат.