Пленница. В оковах магии

В эту ночь ему снились странные сны. Зор испытывал удивительные чувства, непохожие на все его прежние ощущения. Он был маленьким мальчиком и бежал навстречу отцу, вернувшемуся в их маленький невзрачный дом. Отец подхватил его на руки, закружил. Настоящее счастье переполняло мальчика, он обхватил отца за шею, прижал голову к широкому плечу, пытался сдержать предательский кашель, но не смог, худенькое тело снова бил озноб.

— Тебе хуже? — отец с тревогой посмотрел Зору в глаза.

Мальчик покачал головой, не желая признаваться, что тело болит и ломит, а живот крутит от голода. Он знал, чего стоило этому мужчине, держащему его на руках, каждый день добывать те крохи еды, на которые удавалось заработать. Но есть хотелось всё сильнее, голод буквально пожирал его изнутри, и чувство это становилось настолько всепоглощающим, что ректор резко проснулся и сел в постели.

— За каким мерздом ! — выругался Анделино и соскочил с постели. Голод потихоньку отступал, проходил и озноб в теле, головная боль притуплялась. Это был его и в то же время не его сон.

Распахнув дверь спальни, ректор стремительно направился по коридору в удаленное крыло, в котором находилась комната пленницы. Очень тихо отворив дверь, он приблизился к кровати, на которой разметалась рыжеволосая целительница. Морщинки прорезали мраморный лоб, быстрое дыхание вырывалось через приоткрывшиеся губы. Анделино склонился над девушкой, коснулся ладонью обнаженного плеча, пытаясь определить, не начался ли у целительницы жар, и, резко отдернув руку, отшатнулся.

Когда он коснулся кожи девушки, ощущение было такое, словно его тело пронзил молниеносный колющий удар. Бэла вздрогнула во сне, простонала что-то и свернулась калачиком на постели. Тоненькая цепь жалобно звякнула, подтягиваясь серебристой змейкой на темную простыню.

Зор запустил руку в волосы, с трудом сдерживая ругательства, еще раз окинул взором спящую целительницу, отвернулся и тихо ушел. А потом лежал без сна в своей кровати до самого утра. Он лучше многих знал об особенностях кровной связки. Очень и очень редко встречались случаи, когда она связывала не только жизни, но и формировала эмоциональную зависимость. Объяснялось это, как ни странно, обычной физиологической совместимостью.

Нечасто ректору доводилось испытывать подобную досаду. Идеальная совместимость с какой-то плебейкой! Он даже предположить не мог ничего подобного, иначе поразмыслил бы заранее, избрал другой вариант. Только эмоциональной привязки к этой девке ему не хватало.

Нищета, голод, болезни — это всё неотъемлемая часть мира грязных виеров, сам ректор никогда не испытывал подобного и не желал ощущать чужих эмоций или видеть чужие сны. Самое паршивое — и эмоции, и сны трансформировались под его сознание, накладывались на его личное восприятие, и он не просто ощущал чьи-то страхи, он понимал их, понимал с той точки зрения, которая была близка именно ему. Придется придумывать, как решить возникшую проблему. Связав их двоих, Зор не мог теперь вышвырнуть целительницу из своего дома.

Утром, едва рассвело, первым делом маг велел принести ему завтрак, хотя прежде всегда уделял время перед едой упражнениям. Мерзкое чувство голода до сих пор мучило его.

— Отнесите побольше еды девчонке, — отдал он приказ и заметил, как вдруг стушевался слуга.

— Что? — ректор пристально вгляделся в лицо побледневшего прислужника.

— Она отказывается есть, — еле слышно промолвил тот.

— Как давно? — Зор грозно поднялся из-за стола, и руки у слуги затряслись.

— Уже несколько дней.

— Почему молчали?

— Г-господин...

— Трусы! Обо всём, что происходит с девчонкой, докладывать мне немедленно, это ясно?

— Д-да.

— С вами разберусь позже.

Зор со злостью отшвырнул салфетку и направился в комнату девушки.

Она вновь стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу, вздрогнула от стука двери, а в его сердце кольнуло. Неприятное гложущее чувство поднялось в душе. Снова чужие эмоции, для него подобные склизкому червяку, который заворочался в душе, а для нее... что испытывала она?

Страх.

Девушка отвернулась, но Зор успел увидеть выражение ее глаз. Страх был ему неведом, а вот ей... Целительница не жила на свете столь долгое время, а у Зора на смену бесполезным эмоциям давно пришли совершенно иные чувства: холодный расчет, благоразумие и трезвое мышление. С другой стороны, страх — это хорошо, он позволяет легче контролировать чужую волю.

Маг расположился в кресле, изучая замершую у окна фигурку.

— Хочешь заморить себя голодом?

Девушка не ответила.

— Не понимаешь, что я вряд ли позволю?

И снова молчание.

Зор продолжил спокойно, его тон не изменился, равнодушное лицо не исказила недовольная гримаса, может, лишь слегка напряглись руки, лежащие на подлокотниках.

— В тебе течет моя энергия, девчонка, а во мне твоя. Мы стали в два раза сильнее на жизненном уровне. Знаешь, чтобы теперь убить нас поодиночке, нужно приложить много усилий. От голода ты будешь умирать слишком медленно и мучительно, и твое поведение не изменит моего решения даже на долю. Хочешь истязать себя, истязай.