Пленницы судьбы

История Параши вполне типична для крепостных актрис. Выделилась она благодаря своей природе, данному от Бога дарованию. Необыкновенные вокальные способности и артистический дар дочки крепостного Ивана Степанова — ярославского деревенского кузнеца-горбуна (отсюда ее фамилии: Горбунова-Ковалева, Кузнецова, Ковалевская) — проявились в семь лет (она родилась в 1768 году). Она пела на деревенских посиделках, крестьянских свадьбах и была замечена тогдашними «селекционерами»: известно, что еще императрица Елизавета Петровна посылала по украинским селам и церквам своих агентов, чтобы отбирали для придворной капеллы самых голосистых хлопцев. А поскольку в обширных владениях Шереметевых знали о театральных причудах господ, то неудивительно, что маленькая Параша была замечена и вместе с семьей оказалась в Кусково, где девочку отдали в уникальную по тем временам театральную школу, которая работала уже много лет в имении Шереметевых. Там Парашу учили грамоте, письму, дикции, пению, игре на инструментах (арфа, гитара), танцам, хорошим манерам, языкам. Девочка сразу же выделилась из стайки своих подруг — она была прилежна, умна, много читала, а главное — в ней светился необыкновенный дар. Кроме французского языка Парашу учили итальянскому — а как же петь, не зная языка почти всех тогдашних великих опер мира? К тому же пением с Парашей занимались итальянские учителя.

И все это делалось, чтобы в один прекрасный день вывести девушку на подмостки кусковского крепостного театра. Он был основан еще отцом Николая графом Петром Борисовичем и славился на всю страну, ибо там выступали настоящие профессионалы: с актерами работали лучшие артисты вроде Ивана Дмитревского и танцмейстеры, и композиторы, подобные Дж. Сарти.

На кусковской сцене одиннадцатилетняя Параша и дебютировала в 1779 году в комической опере «Опыт дружбы», а в тринадцать лет ей уже стали поручать и заглавные роли в других оперных спектаклях. А потом, года через четыре, она стала примой Шереметевского театра Прасковьей Жемчуговой. Эту фамилию, кстати, ей придумал сам барин. Как-то раз он взял список актрис и переменил им «природные» фамилии на более благозвучные. Так появились Бирюзова, Гранатова, Жемчугова, Изумрудова, Яхонтова. А то было все как-то некрасиво: Шлыкова, Ковалева, Буянова, Калмыкова... Это тоже было в манере русского барства и безбрежного самовластия: ученые до сих пор недоумевают, почему царю Алексею Михайловичу понадобилось на одном из дворянских смотров изменить имена множеству дворян. Был Петр — стал Иваном, был Иван — стал Петром. Зачем это было сделано? Неведомо!

Вот тогда-то и начался долгий роман Шереметева с Парашей. Увлеченный ею граф музицировал, ставил все новые и новые спектакли, строил и перестраивал театры: вначале, на манер версальского театра, он перестроил театр в Кусково, а потом основал новый театр — в имении Останкино. И все ради нее, во имя ее гения. Мы не знаем, как звучал ее голос, — такова судьба певцов далекого прошлого. Мы знаем, что она пела почти двадцать лет, исполнила около пятидесяти оперных партий и успех ее у зрителей (включая самых требовательных, музыкально образованных) был ошеломляющий. Все признавали, что Параше особенно удавались роли в итальянских операх.

Все признают также, что Параша не была красавицей. Худенькая, болезненная, слабого сложения, она не отличалась от своих подруг до тех пор, пока не начинала петь. «В минуту обаяния, которое невольно охватывает вас, — писал современник, — приобретают весь смысл и значение эта казавшаяся неправильность в овале лица, эти глаза — сильные и нежные во взоре глубоком и влажном». Но Параша не была лишь прекрасным живым инструментом. Она была личностью — кроме доброты люди видели в ней «твердость воли и силу натуры». Люди замечали также, что драматизм, с которым она играет на сцене, имеет глубокие корни в ее личной судьбе — женщины талантливой, образованной, умной, с болью осознающей себя рабыней, фавориткой господина. Как известно, в этом-то и заключалась главная трагедия образованных рабов, будь то Шевченко, Тропинин или Жемчугова. Ведь вольную она получила от своего господина только в 1798 году.