Детство принцессы было обычным для детей высокопоставленного круга. Она получила домашнее, довольно поверхностное образование: ее учили французскому языку, танцам, светским манерам, рукоделию. Зато на всю свою жизнь она запомнила свою воспитательницу — француженку Бабетту Кардель. У этой девушки-эмигрантки были золотое сердце, возвышенная душа, кротость и доброта. Екатерина ее очень любила. Образованная, начитанная и умная, Бабетта сумела привить девочке любовь к книге, за что Екатерина была впоследствии ей бесконечно благодарна. Напротив, с родителями у Фике отношения не сложились. Затянутый в мундир отец держался от детей на расстоянии, был немногословен и суров, а мать, выданная замуж в четырнадцать лет за сорокадвухлетнего генерала, увлекалась балами, нарядами и, как вспоминала с грустью Екатерина, «совсем не любила нежностей». Непоседливая и легкомысленная, Иоганна Елизавета обожала бывать в гостях, часто и подолгу разъезжала по замкам своих многочисленных германских родственников, прихватив с собой маленькую Фике. Эта кочевая жизнь с ранних лет выработала в Екатерине умение ориентироваться в быстро менявшейся обстановке, научила приспосабливаться к обстоятельствам, к быстроте и легкости знакомства с самыми разными людьми. При этом у девочки не образовалось устойчивого понятия дома, родного уголка, малой родины, что впоследствии облегчило ей привыкание к жизни в России.
Фике, как и все девочки в те времена, считалась обузой в семье. Родители знатной дочери думали лишь об одном: как бы найти ей выгодную партию, устроить за хорошего мужа — непременно за какого-нибудь принца или ландграфа. И желательно, чтобы он был не совсем уж дряхл или уродлив и непременно богат. Поисками жениха Иоанна Елизавета была озабочена с тех самых пор, когда стала ясно, что Фике выжила после тяжелых детских болезней и выглядела миловидной. В начале 1744 года неожиданный праздник пришел в семью Христиана Августа: русская императрица Елизавета Петровна пригласила Фике и ее мать посетить Россию. Это означало только одно — императрица выбрала Фике в невесты для своего племянника и наследника престола Петра Федоровича — сына старшей дочери Петра Великого Анны и герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха.
Когда в начале 1742 года он приехал в Петербург, то удивил русский двор своей хилостью, умственной неразвитостью и, как бы сказали теперь, педагогической запущенностью. И хотя с Петром занимались специально нанятые учителя, среди которых выделялся академик Якоб Штелин, успехи наследника были более чем скромными. Учение его не интересовало, он предпочитал компанию своих лакеев и горничных, потворствовавших его скверным наклонностям и капризам...
Со страниц мемуаров Екатерины Петр предстает юношей неразвитым, грубым, неуемным в проказах, трусливым и капризным. И хотя многим характеристикам его, данным в этих мемуарах, верить нельзя, немало из сказанного императрицей о Петре подтверждается другими документами. При этом Петр Федорович не был злым по природе, часто он проявлял добрые чувства к окружающим, но с детства страдал от одиночества и страха, живя в мире своих фантазий и заблуждений. Военным забавам он посвящал все свое время. В итоге он выглядел профессиональным солдатом, прекрасно знал и любил военное, точнее, строевое дело, предпочитая его всем другим. Тогда же особенно стали заметны прусские пристрастия Петра, во всем подражавшего своему кумиру Фридриху II. Как часто бывает со слабыми людьми, только в строю, в окружении таких же, как и он, Петр чувствовал себя спокойно и уверенно.
Сразу скажем, что взгляд Елизаветы пал на Фике совсем не случайно: императрица давно и упорно искала в Германии — «питомнике невест» — подходящую для племянника девушку из древнего, знатного, лучше небогатого (не будет капризничать!) рода, у которой не было бы никаких родственных связей в России и которая стала бы во всем зависеть от щедрот российской государыни, великодушно принявшей ее под свое крыло. Фике идеально подходила для этой роли. И вот в январе 1744 года она с матерью отправилась в Россию. Фике сразу же очаровала эта страна, могучая и красивая. Пока они ехали от границы, перед ней разворачивались бескрайние снежные поля России — будто листы бумаги, на которых ей предстояло писать свою жизнь. Она восторгалась истинно королевскими почестями, оказанными ей уже на границах империи, в Риге, стремительной ездой по гладкой зимней дороге, роскошными подарками императрицы, вроде великолепной шубы с царского плеча.