Плерома

Озноб и апатия слетели с него, как железная крышечка с бутылки «кока-колы». Тело, почувствовавшее, куда дует ветер, но еще окончательно не поверившее в такую удачу, затрепетало в припадке вожделенного ожидания.

– Целых три, – ответил Плотник, судорожно выковыривая из кармана шприцы в шуршащих целлофановых упаковках, – двушки. Иглы импортные. Острые и не забиваются. У меня дома таких целая сумка лежит. Специально запасся, как попробовал. А в аптеках сейчас…

– Да помолчи ты! – рыкнул Макс, останавливая льющийся на него поток словесного поноса. – Есть у меня одна соточка. Берег на черный день, но…

Юрий Алексеевич слушал его, затаив дыхание.

– В общем, сиди здесь. Я сейчас до хаты поднимусь, а заодно и воды вынесу.

– А-а… ставиться-то на улице, что ли, будем?

– У меня сейчас Анька со Светкой! – раздраженно напомнил Макс. – Обидятся девчонки, чего их зря затравливать.

– Ладно, ладно. Понял. Только давай скорее.

– Скорее… – передразнил Макс, удаляясь в полумрак подъезда. – Что бы ты вообще без меня делал?

– Пропал бы, – искренне признался Плотник.

«Ну Макс, ну сукин сын! – подумал он, когда остался один. – Это ж надо, всю ночь на затраве бегали, а у него, оказывается, целая сотка лежала. Вот засранец. Вот уж воистину засранец!» Тело его охватила дрожь. Тело пришло в такое возбуждение, что Юрий Алексеевич даже испугался. Сколько раз он переживал подобное возбуждение, когда после долгих поисков находишь наконец то, что надо, но никогда это возбуждение не овладевало им с такой силой.

– Черт! – вслух выругался он, тщетно силясь унять ненавистную дрожь.

– А при чем здесь нечистый? – раздался за его спиной голос.

Макс присел на ступеньку рядом с Плотником, словно фокусник, извлек из воздуха маленький бумажный квадратик и, поставив пенициллинку с водой на бетон у своих ног, приказал:

– Давай телеги.

– Ты что, – удивился Юрий Алексеевич, – прямо здесь собрался?!. Может, хотя бы в сторонку отойдем?

– Да кому ты тут, на хрен, нужен, в пять-то утра? – спокойно отозвался Макс. – Давай, давай. Не тяни резину.

Юрий Алексеевич передал шприцы, дико озираясь при этом по сторонам.

– Не верти башкой, – проворчал Макс, выколупывая машинку из целлофана. – Все уже к нам настолько привыкли, что всем на нас

давно насрать… Тем более в пять утра…

Он выдернул из шприца поршень, зажал его в зубах и осторожно засыпал в машинку белый кристаллический порошок. Долго стряхивал с бумаги микроскопические пылинки, затем вогнал поршень на место, облизал бумажку и только после этого бросил ее на землю. Макс, держа шприц на уровне глаз, пощелкал по нему пальцем, после чего аккуратно поднял стоявшую у его ног склянку и, сняв с иглы пластмассовый колпачок (опять же зубами), набрал в шприц два миллилитра воды. Надел колпачок, снял иголку. Отдал ее Плотнику, а сам принялся что было сил трясти шприц, предварительно заткнув иголочное отверстие большим пальцем.

«Да, ловко у него это получается, – думал Юрий Алексеевич, наблюдая за манипуляциями Макса, – ловко, красиво и… грациозно. Профи, видно сразу…» Макс тряс, колотил бедную машинку о колено, время от времени поднося ее к глазам, чтобы убедиться, весь ли порошок растворился. Наконец он пощелкал по шприцу пальцем, вынул из упаковки вторую телегу и, сняв (зубами) с иглы колпачок, выбрал в нее из первой кубик раствора.

– На! – передал машинку Плотнику. – Давай мою иголку.

Процедура приготовления была завершена.

Юрий Алексеевич, пощелкивая по шприцу, подогнал жидкость до самого верха, аккуратно выдавил вертлявый воздушный пузырек. Ровно куб. «Может, все-таки зайти в подъезд», – промелькнула мысль. Он обернулся к Максу, чтобы поделиться своими соображениями, но тот уже сосредоточенно вгонял иглу в вену