Валентин Валентинович был степенный, малоподвижный человек лет пятидесяти с невозмутимым выражением лица в тонких очках. Белая его каска с логотипом цеха чистотой и отсутствием царапин резко контрастировала с грязными, пыльными касками рабочих, как его цеха, так и цеха, в котором производился ремонт. На начальнике ЦОМО-4 была новая серая спецовка не по размеру с немного закатанными рукавами и штанинами. Из нагрудного кармана спецовки деловито выглядывали блокнот и две ручки. Специально для него уставшими и потными Костяном и бригадиром Кобчиком было устроено показательное выступление с динамометрическим ключом и последующим изувечиванием гайки. Начальник цеха взял горячую от технологических унижений и издевательств гайку, внимательно осмотрел резьбу. Еще одну гайку поднял Загрушевский, снова выдал «мда-а» и замолчал, понимая, что сейчас время монолога его начальника. Не выдержав такой театральной паузы, Триппер недоуменно поглядывал на первых лиц цеха, а потом как бы в знак солидарности поднял гайку и, морально сгруппировавшись, уставился на неё, исподлобья наблюдая за реакцией начальства. Наконец Корзон, не меняя выражения лица, спросил:
– Технологу с конвертерного показывали?
Триппер как школьник, которому задали вопрос, на который он знает правильный ответ, выпалил:
– Я искал. Его нет.
– А где он? – Валентин Валентинович буравил глазами Триппера и хоть и был в два раза меньше толстомордого мастера, создавалось впечатление, что смотрит он на него сверху вниз.
– Он где-то на объекте. – Скороговоркой прогудел мастер самую многократно повторяемую и ненавистную для начальства, но такую логичную и действенную отмазку для любого подчиненного.
Ни один мускул не дрогнул на лице начальника ЦОМО-4. Он побуравил Триппера, оглядел потные лица бригады Кобчика, поводил взглядом по сторонам, уставился куда-то вверх, в район подкрановых балок, где синим лихорадочным светом возникали сполохи электросварки.
– Петр Петрович, – кивнул в сторону бликов Корзон, – а что там твои люди делают?
Триппер, который помимо бригады Кобчика должен был контролировать выполнение работ еще нескольких бригад, но застрявший здесь с ненавистными гайками, сперва растерялся, потом быстро нашелся:
– Сейчас узнаю! – И, тряся жирным телом, понесся к ведущей наверх лестнице.
Валентин Валентинович перевел взгляд на Серегу и компанию:
– Чего стоим, ребята?
Александр Иванович Кобчик ошалело, словно не веря своим ушам, спросил:
– Так это ’мля… а чё нам теперь делать ’мля?
– Ну, крутите пока, – последовал приказ главнокомандующего цехом.
Матерясь, но уже про себя, Кобчик наживил новую гайку, Серега и Паша Тихоход в четыре руки стали вращать ключом до характерного лязга. Не успели они сорвать и двух гаек, как вернулся Триппер. С огромным чувством облегчения человека, которого миновала ответственность, радостно улыбаясь, он выпалил весьма удачный ответ на заданный начальником вопрос:
– А это не мои люди!
Ответ Корзона явно не удовлетворил. Начальник цеха с прищуром ковбоя, тянувшегося за кольтом, еще раз глянул буравчиком в глаза запыхавшемуся мастеру и медленно с издевающейся расстановкой спросил:
– Так, а что они там делают?
Триппер обмер, не ожидая такого коварства, но сразу нашелся, понимая, что в данной ситуации нужно действовать по старой схеме:
– Сейчас узнаю! – И снова ломанулся к лестнице, тряся жирными боками.
Корзон холодно посмотрел на сплетение рук Гоменюка и Тихохода на динамометрическом ключе, еще раз осмотрел гайку и обратился к своему адьютанту:
– Организуй технолога!
Профорг тут же ринулся выполнять приказ, а начальник цеха, еще раз оглядев потную, тяжело дышащую бригаду, заложил руки за спину и с невозмутимым видом ретировался.
Казалось бы, впервые за весь день бригаду Кобчика никто не контролировал. Воспользовавшись моментом, бригадир с Костяном Логуновым закурили, Щавель устало присел на деревянный ящик, переводя дыхание, а Паша Тихоход остался стоять рядом с ключом, задумчиво глядя в потолок. Но счастье длилось весьма недолго. Через десять минут прибежал запыхавшийся Триппер. Растерянно огляделся и, тяжело дыша, удивленно прогудел:
– А где… эти?
– Ушли ’мля, – доходчиво обрисовал ситуацию Кобчик.
Петр Петрович покрутил вспотевшей головой, восстановил дыхание и мгновенно вернулся к своим базовым настройкам:
– А чё сидим? Давай, крутите!
Тут уже вполголоса матернулась вся бригада, кроме Паши Тихохода. Но даже он оторвал взгляд от потолка и посмотрел на мастера взглядом, в котором читалась вся невысказанная матерная лексика. Крутить продолжили.