Плешивый мальчик. Проза P.S. (сборник)

И угадать даже не пытались. Портки кинут в высокие травы, и ну купаться, а потом портки кто-нибудь чужой уж в дом приносит и по дороге еще шапку сымает. И родные плачут-заливаются. А если у рыбака, а их раньше водилось немного на озере, лодка крепкую течь дает, то тоже пиши пропало. К берегу гребет он, ан – не гребется, чудесно, и не гребется. В лодке воды все прибывает. Глядишь, а челн уж и на дно пошел. Рыба пойманная, которая живая – вся на глубину хвостом виляет, а которая дохлая – та кверху пузом, а рыбачок вроде бы к берегу саженками наяривает, а тут опять же круговерть водяная в силу вступает, и гибнет человечек беспощадно и до конца.

А к осени все больше утки губили. Особенно собак. Охотник хлоп со ствола. Утка на воду хляп. Собака за ней хлюп. И ни утки, ни собаки. Один охотник изумленный в скрадке на плотике чумеет, и дым у него со стволов сизыми кольцами выходит.

Утке-то все равно, потому что она – убитая и тонет уже, как предмет, а собачке – одно губительство, гибель ей приходит при отправлении служебных обязанностей, и многие собачьи головы с мучением смотрели в последний раз вертикально в небо и на хозяев, пропадающих и тоскующих на своих дрянных плотиках.

И зима тоже к несчастью. Допустим, выйдут с колотушками ловить сома и некоторое время успешно ловят, потому что рыбы, надо сказать, тонны в озере находились. Всякая порода: и щука, и сом, и карась, и карп, и язь с подъязьком – всех, конечно, можно перечислить, да уж больно много места займет это перечисление, да и не это важно в конце концов.

Так вот. Допустим, выйдут зимой с колотушкой ловить сома по прозрачному льду, темному от озерной тиши и глубины. И вот уже ОН, серый, усатый, подплывает, родной, к лунке, чтобы цвикнуть маленько воздуху, прислоняется снизу усатой мордой ко льду и глядит выпученными генеральскими глазами, а вот тут-то и бьет его мужик через лед колотушкой по балде, и вся компания любителей свежей рыбы немедленно отправляется на озерное дно, потому что на месте удара образуется искусственная полынья, и от нее идут по льду водяные радиусы. Гибнет народ, хватаясь за края ледяные, гибнет, да еще и руки об лед режет.

А по весне все больше женщины и девушки тонули. Из-за весенней неясности береговой линии, а также потому, что белье стирать – исключительно привилегия женского роду, да и стирка была раньше не та, что сейчас, когда в кнопку – тык, ручку покрутил и получай чистые портянки. Не-е. Раньше, бывало, кипятят. Парят. На доске бельишко шыньгают, а уж потом и полоскать надо. Где? Да на озере.

Саночки загрузят – и туда, а лед уж и вскрыт почти, потому что весна. Рассядутся прачки в кажущейся безопасности, растопырятся, шмотки по воде распустят, руки накраснят, а потом глядишь, а они уж на льдине-острове на середину выплывают. И тут им обязательно надо разогнуться, распрямиться, встать, а льдина остров малый, она этого не любит, переворачивается по длинной оси, да еще придает бабе-жертве ускорение – путем битья ее льдом плашмя по черепу, чтоб незамедлительно шла на дно.

Ясно, что такое озеро стало быстро немило невзвидовцам, и они постепенно с ним перестали вообще дело иметь, а когда из села уехали все вольные рыбаки – кто в Улан-Удэ, а кто и еще подальше, на Чукотку, то и вовсе об этом естественном водоеме люди стали начисто забывать, и тут-то вот и наступил затяжной период дискретности поколений.

А тем временем озеро, скрытое от глаз и мыслей людских завесой нелюбопытства, стало мелеть, хиреть и постепенно окончательно исчезло, испарилось, как испаряется постепенно весь Мировой океан.

И вот тут-то и обнаружилась под конец еще одна странность, страннее той странности, которая присуща была озеру на весь период его существования. А была та странность, которая присуща была озеру на весь период его существования, такова, что никогда трупы погибших людей и животных обнаруживаемы не были, и не было дна у озера, потому что багор или веревка с грузом до дна никогда не доставали, а ныряльщики-измерители тонули сами, так что через определенное время с начала существования жертв появилась традиция: погибших в озере не искать, а считать их пропавшими без вести.

И если разобраться в том факте, что озеро никого никогда не отпускало и высохло в конце-концов, то ведь, если разобраться по уму, там должны были оказаться на высохшем дне всякие кости, угли, неизвестные отложения и, может быть, даже небольшое месторождение какого-нибудь полезного ископаемого, связанное с костными останками.

Нету. Был я там.

Взору последнего человека, оказавшегося намеренно на месте бывшего озера (говорю вам, что был я там) и знавшему, что это бывшее озеро, а не еще что-нибудь бывшее, представилась невзрачная, малохудожественная и непленительная картина. Однообразная, слегка вогнутая чаша с углом наклона стенок от одного до трех градусов, в центре которой, в пупке почти не блестел маленький, неизвестный издали предмет.