В эмиграции Эрдели работал таксистом, играл на пианино в кинематографе во время демонстрации фильмов. В 1934 году Миллер поставил бывшего сослуживца во главе 1-го отдела РОВСа. Эрдели ухватился за рапорт Федосеенко. История со Скоблиным давала возможность отличиться. Эрдели пригласил к себе Федосеенко. После беседы с ним назначил негласное расследование. Но генерал Миллер воспротивился расследованию:
— Скоблин выше всяких подозрений.
Евгений Карлович хранил верность друзьям.
«Скоблин постарался превратить свои и Плевицкой отношения с генералом Миллером и его семьей в близкие и дружественные, — говорили в среде эмиграции, — оказывая старику-генералу всяческие знаки внимания и почтения, бывая в семье Миллеров и часто приглашая их к себе на виллу под Парижем. Генерал Миллер явно не оставался равнодушным к проявлениям такой „преданности“».
Евгений Карлович не очень хорошо себя чувствовал. Очень уставал от интриг внутри эмиграции. Инстинктивно избегал неприятностей. В мае 1934 года пригласил к себе адмирала Кедрова, сказал, что чувствует себя крайне переутомленным, не спит и осмотревший его профессор Алексинский категорически рекомендовал полный покой. Миллер хотел серьезно полечиться и временно передать свои обязанности генералу Абрамову. Но Федор Федорович Абрамов предпочитал оставаться в Болгарии. Так что Миллер остался на своем посту.
А скандал с Федосеенко только разгорался. Копию своего доклада генералу Эрдели он показал нескольким людям, в том числе одному из сотрудников Завадского-Краснопольского. А тот отнес в редакцию «Возрождения».
Николай Николаевич Алексеев, заместитель главного редактора газеты «Возрождение», выступавший под псевдонимом «Али-Баба», не мог упустить сенсационный материал и написал статью.
Грузовик мчался на полной скорости
Обширной агентурной сетью советской политической разведки среди русской военной эмиграции в центральном аппарате разведки руководил Сергей Михайлович Шпигельглас. В судьбе Плевицкой и Скоблина он сыграл особую роль.
Шпигельглас родился в Варшаве в 1897 году, окончил реальное училище, поступил на юридический факультет Московского университета. Прямо со студенческой скамьи его призвали в царскую армию, он был прапорщиком в запасном полку. После революции служил в Московском военном комиссариате.
В 1918 году Сергея Шпигельгласа взяли в особый отдел (военная контрразведка) ВЧК. Работал в контрразведывательном и оперативном отделах, потом попал в Иностранный отдел, поскольку свободно говорил по-немецки, по-французски и по-польски. Жена одного из разведчиков описывала его так: «Шпигельглас — толстый, светловолосый маленький человек с выпуклыми глазами».
Он был умелым и изобретательным разведчиком. Бумаги, подписанные Шпигельгласом, выдают в нем смелого и решительного оперативника и очень отличаются от сухих и лишенных налета интеллекта донесений его коллег по разведке. В середине 1930-х годов он подолгу нелегально жил в Западной Европе, в том числе и в Париже, чтобы непосредственно руководить наиболее важной агентурой. Сергей Михайлович ценил Плевицкую и Скоблина, сам ими занимался.
Шпигельглас выбрал себе оперативный псевдоним, который сегодня кажется, мягко говоря, странным — «Дуче». Так именовали вождя итальянских фашистов Бенито Муссолини. Но в начале 1930-х слово «дуче» не звучало так одиозно. Советский Союз поддерживал с фашистской Италией полноценные отношения.
Когда разгорелись страсти из-за разоблачений полковника Федосеенко, Шпигельглас находился в Париже. Ему и пришлось гасить скандал вокруг Скоблина и Плевицкой. Он требовал выяснить, по чьей вине лучшие агенты оказались под угрозой разоблачения, и наказать виновных.
Его возмущенные послания поступали в 7-й (иностранный) отдел Главного управления госбезопасности НКВД, где на их основе составили справку:
«Дуче сообщает, что в „Возрождении“ в № от 27 января 1935 года появилась статья о разоблачениях Федосеенко. 13-му угрожает провал, ибо Федосеенко нашел защиту в лице Эрдели. Дуче пишет, что его многочисленные и настойчивые просьбы в течение двух лет подвергнуть формальному расследованию данные о том, что 13-й был выдан врагу сотрудником нашего органа, остаются без внимания. Считаясь с необходимостью твердо знать, при каких обстоятельствах в свое время разгласили государственную тайну, настаивает на привлечении виновного к ответственности.
Наше решение Дуче просит сообщить».
Руководитель 7-го отдела оставил резолюцию: «Запросите Дуче, что он предполагает предпринять. Мы не знаем, что опубликовано, поэтому трудно дать директиву».
В справке отметили: «Дуче сообщили, что из-за отсутствия статьи о Федосеенко дать директиву не можем, он запрошен о предпринятых им мерах к сохранению 13-го».
Иначе говоря: решай сам, что делать.
Тем временем ветераны Корниловского полка вступились за Скоблина. 30 января 1935 года в русских газетах появилось письмо корниловцев: