– Дурак ты! А вдруг я тоже внутри пустая – ничего не увижу и не почувствую?
– Да что ты! Обязательно увидишь.
– А если нет? Как я буду с этим жить? Тянуть резину? Лучше тогда сразу покончить с собой, чем мучаться ещё неизвестно сколько.
– Родная, если ты думаешь такие мысли, значит, у тебя точно есть душа.
– Не еби мозги, лукавый!
Отказывалась и наглухо закрывала уши, чтобы не слышать моих аргументов. Так я и болтался, как говно в проруби, от жены к Господу и обратно. Всякий раз, подгребая к Нему, придумывал новые вопросы, над которыми Он смеялся. Мне это нравилось. Его смех окрашивал облака в золото и радугами плыл по реке.
Только один раз ГБ удостоил меня продолжительной беседы – в ответ на мой вопрос, почему Иоанн Филин ни с кем не общается, презирает нас, что ли?
– Иоанн явился из-за океана и не понимает ваших слов.
– Иностранец, значит. Вот оно что. Как бы нам не прилетело из района по жопе за связь с заграницей. А чего он здесь забыл, вдали от родины?
– Иоанн бежал с острова, переплыв море на самоубийце, который бросился в реку с моста.
– Но, Господи! Если там был мост, зачем ему понадобился мертвец? Или он сидел в темнице, как граф Монте-Кристо?
– Страх был темницей Иоанна. Он боялся пространства, времени и тьмы вещей. Список его тревог был почти бесконечен, поэтому он не мог никуда уехать.
– То есть, он с головой не дружил?
– На острове было полно безумцев. Иоанн говорил, что островитяне, как дикари, охотятся друг на друга в каменных джунглях.
– Он так сказал?
– Это его слова.
– Каменные джунгли? Тогда я понял, где он прописан. В библиотеке милицейской школы была книжка про Тарзана. Ты не читал её, Господи? Извини! Я просто хотел сказать, что наш Иоанн – американец. А почему тогда имя русское?
– Его остров – это зеркало вашего мира. Если бы я решил наслать на Землю потоп и только остров Иоанна оставил нетронутым, сохранились бы все языки и племена.
– Типа как в ковчеге?
– На острове была теснота и скрежет зубовный, особенно под землёй, говорил Иоанн. Он мечтал освободиться, но не имел силы покинуть свой клочок суши, и скитался как проклятый в поисках безлюдных мест. Когда приближался к берегу, чувствовал звериный страх, словно гигантская обезьяна сжимала его в горсти.
– А к врачам он обращался?
– Они не могли исцелить ум Иоанна. Его родители платили всякому кудеснику с кушеткой, кто обещал облегчить душевную скорбь их единственного сына. Потом они умерли, и не стало у него опоры среди людей.
– Чем же он занимался, бедолага?
– Посещал храмы разных богов. Больше всего ему нравилась чёрная церковь на севере острова, где люди дули в медные трубы и пели хором.
– Прямо дом культуры.
– Но там говорили о вере. Если ты веришь, проповедовали жрецы чёрной церкви, что твой автобус придёт, – так и будет. Все мы верим, говорили жрецы, что завтра взойдёт солнце, поэтому наступает новый день.
– Так вот из-за чего солнце встаёт! Молодцы американцы! Большое им спасибо от нашего колхоза!
– Иоанн не имел повода смеяться. Настойчивее прочих он искал исцеления болезни, сидящей у него на шее, как хищная птица.
– Если он сейчас с Тобой, значит, всё-таки решился на побег? Но всё равно, я не понимаю, при чём здесь мертвец?
– Это была женщина. Тело прибило к берегу, где Иоанн стоял, охваченный страхом, словно огнём.
– А тут ещё утопленница причаливает. Везёт же некоторым!
– Да, таков был его жребий. В открытых глазах Иоанн прочёл последнюю мысль, с которой она бросилась в воду: “Я иду к тебе, моя любовь”. Жертва не была напрасной. Иоанну посчастливилось.
– На мой взгляд, так себе счастье.
– Она отдала жизнь неведомому возлюбленному. Иоанн принял дар. Он пересёк океан страданий на плоту смертной любви.
– Не страшно было плыть на мёртвой бабе?
– Живые больше пугали Иоанна. Они искали схватить его, когда видели с берега.
– Ну ещё бы! Плывёт мимо на трупаке и думает, что все будут рады. Зато я понял, почему он беженец из многих стран.
– Он сторонится людей.
– А что стало с телом?
– Иоанн его съел.
– Эта история нам знакома. Вон тот островок против деревни не зря Людоедом называется.
– Иоанн спрашивал у Меня, хорошо ли это, если мёртвый питает живого?
– А ты?
– Я сказал: жизнь – драгоценна.
– Эх, говорила мне мама: учи английский! Вот бы поболтать с Ваней! Сколько он, наверное, всего пережил, глядя в эти глаза напротив. Можно я его кое о чём спрошу, а Ты мне скажешь его ответ?
– Ты хочешь, чтобы Я был переводчиком между людьми? – засмеялся ГБ. – Какая дерзкая шутка!