Пляска на плахе. Плата за верность [СИ]

Всю дорогу Веззам молчал. Он хранил безмолвие даже после того, как оказался в скромных покоях наемницы. Артанна сняла оружие, скинула пропахшую потом рубаху и вылила на голову воду прямо из кувшина — влага заструилась по телу женщины и ручьями стекла на пол с кожаных штанов. Вытерев лицо и волосы, вагранийка достала из сундука свежую тунику и одним движением нырнула в холодную льняную ткань.

Их взгляды встретились. Второй даже не моргнул. Артанна лишь покачала головой, подойдя к окну, снова закурила.

— Что он тебе пообещал за это, Веззам? Чем соблазнил? — с болью в голосе произнесла она. — Отменить смертный приговор? Вернуть имущество? Заставить твою семью снова принять тебя? Что, что такого он был готов тебе дать взамен, раз ты, человек, которому я доверяла больше всех, меня предал?

— Мне — ничего. Я сделал это не ради себя.

— Так ради чего, язви тебя? — вскричала Артанна, ударив свободной рукой дубовую панель шкафа. Полки покачнулись, а на костяшках пальцев Артанны выступила кровь. — Ради чего же, мать твою?

— Ради «Сотни».

— И какая «Сотне» от этого польза? Давай, просвети меня.

— Помогая Заливару, ты вернешь свой статус в Ваг Ране. Воспользуешься обретенным влиянием, наберешь людей и отвоюешь Гивой.

— А о том, нужно ли это мне, ты не подумал.

— Да я постоянно о тебе думаю! — рявкнул Веззам. — Я вечно разрывался между тобой и отрядом. — Ваграниец ринулся к Артанне и, схватив ее за плечи, придавил к многострадальному шкафу. Наемница выронила трубку и дыхнула горьким дымом в лицо помощнику. — Много лет все, что я делал, я делал ради тебя. Поступался своими интересами, приносил в жертву свои желания и мечты.

— Кто тебя об этом просил?

— Вот и до меня дошло лишь недавно, что распинался я зря. И в кои то веки начал действовать в интересах войска, а не в твоих. Как настоящий Второй. Как должна поступать и ты.

— Да провались ты с такими мотивами, — хрипло прошептала наемница. — Перечитай условия контракта. Ты зарвался, Веззам. Не бери на себя лишнего.

— И это после всего, что я для тебя сделал?

Артанна не выдержала и влепила Второму оплеуху. Ваграниец не успел увернуться и слегка пошатнулся, когда командир врезала ему снова.

— Ты забыл, сколько всего сделала для тебя я? Кто представил тебя герцогу и хлопотал за твое вступление в гвардию? Кто взял с собой в Гивой? Кто дал тебе кров, пищу и деньги? Кто сделал тебя Вторым, в конце концов? Что, память короткая? — брызгая слюной, орала Артанна, напирая на смутившегося помощника. — Хватит, Веззам. Я не собираюсь всю жизнь расплачиваться за одно счастливое спасение. Ты и так получил от меня достаточно благодарности. Я, мать твою, верила тебе, а ты… — Артанна бессильно уронила руки и отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее слез. — Ты мне даже выбора не оставил. Тебе не приходило в голову, что может я и не хотела знать этой правды?

В дверь требовательно постучали. Артанна, обернулась, только сейчас обнаружив обнаженный клинок в своей руке. На пороге стоял один из гвардейцев личной охраны Грегора. Поймав его удивленный взгляд, наемница поспешила убрать оружие.

— Вас ждет его светлость, — отчеканил солдат. — Одну.

— Благодарю.

Когда гвардеец скрылся за дверью, Артанна снова осмотрела на Веззама.

— С этого дня ты либо работаешь в рамках контракта, либо сегодня же покидаешь отряд. Решай сам, — сказала она и вышла вслед за гвардейцем, поймав себя на мысли, что по возвращении в казармы надеялась не увидеть там Второго.

Миссолен.

Домовое Святилище в поместье Деватонов не уступало великолепием храмам священного Агарана. Резные скамьи из дорогих пород дерева, золотая и серебряная утварь, ослепительной красоты витражи из гацонского стекла, инкрустированные драгоценными камнями статуи — все это великолепие было призвано заставить грешника благоговеть не только перед величием господним, но и перед богатством Дома.

И оттого канцлер Демос Деватон еще сильнее ненавидел это место.

В Амеллоне, где он провел большую часть жизни, — еще до того момента, как роковой пожар унес жизни его жены и детей, а сам Демос стал зваться Горелым лордом, — все было куда скромнее. Но здесь, в столице империи, его семья играла на публику. Любыми средствами Дом Деватон напоминал, что склонял голову лишь перед императором.

«И Великим наставником, — подумал канцлер. — Нужно же время от времени тешить самолюбие его церковнейшества».

Демос поднял глаза наверх: окутанные дымкой тонкие колонны тянулись к небу, из стрельчатых окон лился разноцветный свет. Канцлер сидел на передней скамье, рассеянно перелистывая страницы Священной книги, тексты которой знал наизусть. Демос презирал двуличность, свойственную большинству церковников, и сомневался в существовании бога, но был достаточно осмотрителен, чтобы держать неугодные мысли при себе. Впрочем, он счел должным провести несколько лет, изучая богословие — поначалу затем, чтобы разобраться в собственных отношениях с религией, а впоследствии — дабы убедительно строить из себя кающегося грешника.