Пляска в степи (СИ)

— Стрелы, стрелы! — наконец, до тех, кто ждал на стене, долетел громоподобный крик Будимира, и воевода дал отмашку.

Град стрел обсыпал преследователей, позволяя бегущим вырваться вперед. Они стреляли и стреляли до тех пор, пока святополковские прихвостни не повернули назад — все до последнего.

Рванув на груди тугую кольчугу, воевода по стене осел вниз, держась за сердце. Дышать было тяжело, и он хрипел, пока неверными пальцами распутывал шнурки и ослаблял завязки. Тогда стало чуть полегче, но под левой грудью по-прежнему кололо, и дядьке Круту казалось, он даже ног не чувствовал.

Он не сразу понял, когда к нему подлетел мальчишка-князь и принялся похлопывать по щекам. Потом подошли еще кмети, и все топтались подле него, словно безусые юнцы. С него стащили кольчугу и кожаный доспех, оставив лишь нательную рубаху, и побрызгали в лицо водой, и полили на темечко, но воеводе все еще было худо.

К отцу подскочил легкораненый в плечо Будимир.

— Батя, батя, ты чего. Все ж хорошо, я ж вернулся, — он обхватил ладонями его лицо, пытаясь заглянуть в мутные глаза, и воевода через силу кивнул.

— Я... я… — прохрипел он, царапая ладонью грубо выструганные доски. — Помру через тебя... — кое-как договорил он и понял, что снова может дышать.

Среди кметей прошелестел нервный смешок. За дядьку Крута перепугались все.

— Тебе еще внуков нянчить, куда тебе помирать, — с облегчением отозвался Будимир и поднял голову. — А вы тут нашто собрались? Живо по местам, живо!

— Отчаянный ты малый, десятник, — кто-то похлопал его по плечу перед тем, как уйти. — Славно их поджарил. До сих пор горит.

— За боярина я бы их всех спалил. Живьем, — выругался второй.

— И за князя, — согласно добавил третий.

— Визжали они там как девки, — снизу с подворья донесся довольный голос кметя, который участвовал в вылазке вместе с Будимиром. — Святополк громче всех!

— Брешешь!

— Вот те перунов знак! Говорю визжал — значит, визжал!

Но в следующие дни стало им уже не до веселья и не до пустой болтовни. Хоть и удалось Будимиру устроить все, как он и хотел, численность святополковского войска от этого не особо уменьшилась. Может, с дюжину они убили, еще столько же ожогами отделялось, да лошадей малость попугали. Но не шибко много людей полегло, коли сравнить с теми, кто в живых остался.

Под конец второго дня воевода велел беречь стрелы, и потому на третий нападавшие разбили, наконец, засеку и прорвались за нее.

Кто-то полег перед земляным валом, напоровшись на острые колья, но еще больше дружинников прошли вперед, к стене. И в первый раз отступили, когда закидали их сверху камнями и валунами, которых дядька Крут велел заготовить в избытке. Вослед нападавшим летели бронебойные стрелы да копья.

Первая волна схлынула быстро, и Святополк отвел людей назад. Он знал, что может взять городище измором, и не хотел рисковать понапрасну.

— Сукин сын, — изнуренный, в грязи и копоти, дядька Крут стоял вечером на стене и смотрел, как прихвостни княжича обустраивают себе ночлег.

Он токмо закончил обходить закрома, пересчитывать оставшиеся запасы и был хмур без меры. Сплюнув за стену, он спустился вниз, на подворье, и его тотчас обступили дружинники. С сыном он уже обо всем успел переговорить, и нынче тот подсоблял таскать раненых, которых с каждым днем становилось все больше.

— Что делать станем, воевода?

Дядька Крут обвел гридь тяжелым взглядом запавших от усталости глаз и смахнул с лица давно немытые, грязные волосы. Завтрашний день мог стать для них последним. Запасы подходили к концу. Стрелы, копья, камни... Это понимали все, кроме женщин и детей.

— Будем умирать, — и он широко улыбнулся. — Будем умирать за нашу землю и за нашего князя. Но умирать мы с вами, братцы, будем долго. И сперва перебьем все святополковское отродье до последнего прихвостня.

— Тогда можно и не умирать, воевода! — кто-то из кметей развеселился.

— Ну, стало быть, тогда и не будем! — отозвался дядька Крут, и усталые лица мужчин на пару мгновений разгладили улыбки.

— Женщины с детьми пусть уходят лесом, коли эти ублюдки прорвутся, — снова заговорил воевода, когда стих негромкий смех. — А мы уж с вами поднатужимся и добудем для них хоть полденечка, а лучше целый!

— Да куда им уходить... коли б ведали, что жив наш князь... А так...

— Боярин Гостивит уже утек, лодка его груженая ушла.

— Чтоб она у него, у собаки, перевернулась да на дно легла!

— С таким-то толстяком недолго...

Воевода стоял и слушал, о чем говорили кмети, а потом вскинул вверх руку, потребовав тишины.

— Князь наш жив! Я в это верю крепко, и также следует вам! Будем биться до последнего, но его не посрамим! За князя! За Ярослава!

— За князя! — согласно грянула гридь и зазвенела мечами, застучала о щиты. — За Ярослава!!!

С его именем на устах и пойдут они завтра умирать.