Плёвое дельце на двести баксов

— Для начала изложу историю вопроса. Группа сотрудников Пермского СОБРа входила в сводную роту, которой командовал капитан внутренних войск Синюк. Он считался ветераном второй чеченской кампании. В тот злосчастный день, ранним утром, один взвод из нашей роты, в котором служили и мы с Максимом, подняли по тревоге. Насколько я понял, спецназ ГРУ возвращался с задания, имея на руках нескольких раненых и преследуемый духами. Ребят следовало встретить и прикрыть. Возглавил наш взвод почему-то не его командир, а лично капитан Синюк. В результате мы сами попали в засаду, под перекрестный огонь. Причем в этот момент наш капитан просто-напросто куда-то исчез. Я потом слышал от некоторых из оставшихся в живых ребят, что Синюк в момент атаки боевиков почему-то находился позади отряда и в этом бою его вообще никто не видел. Те, кто оказался цел и мог вести ответный огонь, заняли круговую оборону и прикрывали отход раненых, которые имели хоть какую-то способность передвигаться сами. В группе прикрытия остался и мой действительно самый близкий друг — Максим Крайнов. Я же, получив по желудю в руку и ногу, отползал по краю ложбины между деревьями вместе с прапором Семеном Кравчим, ветераном этой войны, который получил тяжелое ранение в живот, и мне приходилось тащить его буквально на себе. Когда я окончательно выдохся и решил передохнуть, выяснилось, что я тащу практически труп. У Кравчего пошла изо рта пена, он уже был почти в агонии, однако нашел в себе силы сказать мне несколько слов: «Прости меня, подонка, земеля. И ребятам передай, чтоб простили меня, если смогут. Душа болит, хочу перед смертью ее облегчить». Тут он замолк, однако я его не торопил, хотя и понимал, что прапор желает сообщить мне очень важную информацию, — я боялся, что стоит на него только слегка дунуть, Кравчий тут же испустит дух. Но вот он собрался с силами и продолжил: «Капитан Синюк уже года два продает духам оружие и меня, гад, в это дело поганое втянул. И сейчас он нас всех подставил, а сам свалил. У него наверняка договоренность с духами была». Больше от Семена услышать ничего мне не довелось, поскольку душа покинула его и, видимо, отправилась каяться в грехах тому, кто уполномочен их отпускать. Я же такого права — отпускать грехи — не имел и сразу решил: капитану Синюку на этом свете больше не жить.

— А почему бы тебе для начала было не сообщить обо всем этом в военную прокуратуру? — спросил Вольнов, заинтересованно слушавший рассказ собеседника.

— Ха! Ну, ты прямо, как мой дружок Макс! Тот выбрался из этой передряги без единой царапины и навестил меня в госпитале в Ханкале в первый же день моего пребывания в нем. Как тебе известно, там же лежал и Синюк — он будто бы в том бою получил ранение в руку. На самом деле, пустяковая царапина, и я не сомневался, что это самострел. Так вот, лейтенант, когда я рассказал Максу то, что поведал сейчас тебе, он отреагировал точно так же, как ты. Но я уже понимал — в Чечне живут и воюют по своим законам, и не верил, что Синюк ответит за кровь ребят и другие свои грязные делишки. Однако я внял просьбе Макса и немедленно позвонил в военную прокуратуру — попросил навестить меня в госпитале их представителя: я, мол, имею сообщить нечто важное. Представитель действительно тут же явился, и я строго конфиденциально рассказал ему о деяниях капитана Синюка. В ответ я услышал, что никакими данными, подтверждающими мою информацию, военная прокуратура не располагает. Мало того — оказывается, и Синюк, и Кравчий представлены к орденам Мужества за какие-то там подвиги, и уж теперь-то прапорщик такой орден посмертно точно получит. Тем не менее, пообещал сотрудник прокуратуры, соответствующая проверка по моему сообщению будет проведена. Я попросил у этого парня номер его мобильника, и он мне таковой оставил. Через двое суток я узнал, что меня на следующий день отправляют в одну из московских больниц. Я тут же набрал номер того прокурорского работника, что пообещал провести тщательную проверку по Синюку. Ну и, понятное дело, услышал, что изложенные мной факты не подтвердились. Вот тогда я и разорался на всю палату, что прикончу эту суку Синюка еще до своего отлета в Москву. Однако совершить подобный подвиг я, как тебе уже говорил, просто физически не мог. И, когда в последний вечер перед отлетом меня навестил Макс, я попросил его не отказать мне в небольшой дружеской просьбе — нынешней ночью посетить с неофициальным визитом палату капитана Синюка и выписать ему бесплатную путевку в другой мир, получше этого.

— И Крайнов вот так, запросто, согласился? Только потому, что ты его об этом попросил? — В голосе лейтенанта звучало явное недоверие.

— А как же иначе? — искренне удивился Брагин. — Ведь Макс являлся моим другом. А кроме того, разве то была моя личная месть? Кто знает, сколько пацанов полегло из-за его подлых делишек… А скольких бы он еще загубил, если бы остался жив? Об этом ты подумал, лейтенант?

— Ну, ладно, ладно, — примирительным тоном сказал Вольнов. — Что было, то прошло.