— Раш. — Бледный как бумага Раим был вынужден поднять все щиты. До абсолютной ментально-эмпатической глухоты. И немного завидовал Ольге — она слышит только нгурулов, а он — всех: панику пастухов, злое недоумение и растерянность наездников, а через Свапа и нгурулов. И ее, Ольгу.
А Ольга злилась. Нет, не так. В ней зарождалась какая-то иная Ольга — та часть личности, которая, несмотря на все тяготы прошлой жизни, была как-то не востребована. Она всегда была папкина доча и любимая мужнина женулечка — ее берегли и защищали. А теперь надо как-то само́й.
Ольга злилась? Нет. Она была в бешенстве!
Падаль пархатая! Да как он смел! С ножом на своего же! На наездника! Знал же, высерок гадючий, что у новенького есть нгурулочка — рядом в строю стояли! И достал нож, падла с кургузой совестью. Ой, мама! Это же сейчас Тыречка могла вот так по вольеру метаться, выплакивая Пашкину гибель! Ее сладкая девочка! Да Ольга его по второму разу убить готова! А потом еще четыре раза, и каждый раз по-разному! Всесильным себя почувствовал, козлина! Втроем на одного не страшно, да? Так ему и надо, скотине! Хоть бы Раша своего поберег! Жалко же зверика! До соплей жалко и желе в коленках — ноги не держат! И имя такое — Ра-аш. Как привет с Родины! Хорошо, что Тыря Павла сторожит, а то бы еще и она истерики добавила, чуть эгоистично порадовалась землянка.
— Раш! — потянулась она душой и голосом к сгустку боли. — Тихо, Рашенька. Рашуля! Ты не один, мальчик…
— Не стоит, Оля. — Раим крепко сжал ее локоть. Может, хотел поддержать, а может — опереться. — Он вас не слышит.
— Надо же что-то делать! — выстонала Оля, пугаясь, что осиротевшего нгурула пристрелят, как лошадь, сломавшую ногу, она в фильмах про революцию видела.
— Для начала попробуем оглушить. А потом — ждать. Если двое-трое суток сам от тоски не умрет, значит — будет жить.
— Что у вас здесь? — Оля спиной почувствовала враждебность. Острую, осязаемую, как тычок между лопаток, узконаправленную неприязнь. Обернулась. К ним по проходу двигался главный пастух и та-ак смотрел, что становилось понятно: ни фига не «как», а вполне реальный ментальный пинок — н-на, зараза седая, впечатайся в гудящую от магии решетку. Оля ответила на этот взгляд оскалом. Свап — хороший тренер.
— У нас здесь зверь с разбитым сердцем, — язвительно пропела Ольга. — А там, в холодной, труп его наездника. Отлично сработано, Рансу. Дал добрый советик, и оба-на — труп. Наслаждайся, удачно посоветовал. Любуйся, Рансу, любуйся! — Оля махнула в сторону вольера и хотела еще что-то добавить, но ее прервал протяжный рев Раша.
— Да как ты…
— Рансу! — рявкнул Шенол. — Заткнись! Сначала зверь, потом разборки!
Взгляд главпаса обещал Ольге как минимум удушение. Ответный Ольгин быстрой смерти не обещал.
Как можно оглушить? Ну, по голове навесить скалкой. А как оглушить могучего нгурула? Стаю перелетных кирпичей организовать? С пикированием на одну медношипую башку?
Основы нгуруловодства Оле никто пока не преподавал. Жизнь и так несется наскипидаренным страусом. А из нгуруловодства прикладного Оля владела одним-единственным приемом — любить Тырю. И в нагрузку всех остальных нгурулов скопом.
— Оля, — тихо попросил Раим, — приведи Свапа. — А я пока тут…
Что «тут», Ольга поняла по ходу. Шенол отдавал команды: наездникам — занять свои места. И еще что-то, что за ревом не разобрать. Оля подозревала, что Раим нагло услал ее подальше от Рансу, опасаясь ее несдержанности, и устыдилась. Действительно, не время сейчас, хоть и раздирает ее если не в глотку этому скоту вцепиться, то, на худой конец, в самолюбие ядом плюнуть. А Свап и сам бы пришел, если позвать — их с Тырей вольер всегда открыт. И пастухи — те, старенькие — попривыкли и даже дружили с разгуливающей по виварию ласковой щеной путем почесывания бровок и подкармливания пуйфинами. А Свапа коридоры не интересовали — он из вольера без команды не выходи́л. Свап у нас философ и, как все бытовые философы, лентяй.
И все-таки поручение лавэ имело смысл: едва вожак увидел главпаса, зарычал. Может, и кинулся бы, если бы Оля не держалась за его шипы — ей требовалось опереться. Проход длиннющий, а она уже с ног валится — весь день на стрессе и в адреналиновой болтанке. Рансу поспешно отступил. Да и нечего ему делать сейчас рядом с вольерами, только наездников отвлекать.
— Что планируете делать, шеф?
По пути Оля отметила, что каждый наездник занял место рядом со своим зверем. Только в двух клетках по обе стороны от вольера Раша беспокойно топтались одинокие нгурулы. Звери арестантов, поняла Оля. Раз это боевая тройка, то и звери рядом — разумно. Была тройка, вздохнула Ольга.
— Попробуем оглушить Раша приказом остановиться. Иначе он просто убьет себя — будет метаться, пока жизненный ресурс не закончится.
Это как загнанная лошадь, подобрала аналогию из земного прошлого Оля. Сомнение в голосе шефа тоже не ускользнуло от ее внимания — может, и пусть? Пусть выгорит. Умрет. Тосковать не будет.
— Оглушить — это как? Разве Свап не может приказать?