«Плодожорка» из преисподней

Подъехал на велике к их развалюхе, а из окна – представляешь! – музыка доносится. Правда, старинная, какая-то годов пятидесятых, а то и того раньше. Откуда такое? – думаю. Оказалось, тут у одного деда на чердаке завалялся патефон (ты, небось, такое «чудо техники» и в глаза-то не видел!) и целый чемодан старых пластинок. А его бабулька когда-то занималась хореографией. Была даже победительницей каких-то конкурсов. Ну, она и надумала, так сказать, передать молодым опыт предков, научить местный молодняк всяким там полькам, танго и фокстротам. Все там теперь такие важные – на пьяной козе к ним не подъедешь! О-ё-ёй! Зашёл я в клуб, там под потолком штук пять ламп керосиновых, в зале – дым коромыслом. Человек тридцать под патефон что-то наподобие кадрили выкаблучивают.

Гляжу – Галина с каким-то лохматым как пудель остолопом на пару отплясывает. Ну, я сразу смекнул, что это он и есть. Конечно, сам понимаешь, что у меня при виде этого цуцыка, грубо говоря, аж руки зачесались. Уж так захотелось его «приголубить»! Ну, думаю, ладно, сейчас ты у меня отпрыгаешься. Я твои «плясалки» вмиг пообломаю. Тут танец закончился, гляжу, Галина ко мне идет. Врать не буду – хоть виду и не подал, а внутри от радости всё и задрожало, и запрыгало. Решил: сейчас ей всё и скажу, что, мол, предлагаю руку… Ну, и всё такое.

Только она меня тут же остудила – я и рта открыть не успел. «Зачем, – спрашивает, – приехал? У тебя ж теперь есть крутая ухажерка. Нам, убогим, не чета. Вы со своей Катериночкой после свадьбы здесь жить собираетесь, или поедете в Копенгаген, к её папе-профессору? Ну, что молчишь?» Меня тут и в жар бросило, и в холод… Стою – не знаю, что сказать. Язык, прямо, как отнялся. Понимаю, что кто-то подставил меня круто, что доказать ей надо – брехня это всё. А я растерялся, стою и молчу как пень.

А она усмехнулась так невесело… «Значит, это правда? – говорит. – А я-то надеялась… Больше сюда не приезжай. И не вздумай выяснять отношения с Николя. Если приехал его бить, запомни: хоть пальцем тронешь – завтра же пойду с ним расписываться. Предложение он мне уже сделал. Прощай». Помахала мне рукой, повернулась и пошла. А я стою, как вкопанный, волком выть готов. И понять не могу: откуда, вообще, она могла узнать кто такая Катрин? Кто ей наплёл, будто я на датчанке жениться собираюсь?

И тут вспомнил я про Бурбунчиху. Запрыгнул на велик, и во весь опор погнал домой. Ну, думаю, сейчас я задам тебе, перечница старая! Я тебе покажу, как сплетни сочинять! Сам лично приведу участкового и покажу, где эта грымза прячет бормотуху и самогонный аппарат. Ну а потом остыл немного, передумал. Да и в самом деле – к лицу ли устраивать разборки со старухой, пусть и вредной? Приехал домой, все уже спят. С тоски и досады влупил я стаканяку горькой (первый раз столько выпил), и – тоже спать. А утром решил так: время покажет, кто был прав, и кто чего стоит. Кстати, от матери здорово влетело. Она за завтраком сразу же уловила, что я ночью «употребил». «Что ж ты, – упрекнула, – как слабак какой, свои проблемы взялся водкой заливать? Этим ты никому и ничего не докажешь. Только хуже будет». Ну, пообещал, что такого больше не повторится.

Сейчас ко мне опять корреспонденты зачастили. Нашли и в Бодряевке. Вроде о чем-то таком-эдаком расспрашивают, а сами всё на мою макушку таращатся, да за спину заглянуть норовят. Наверное, ждут и надеются, что вдруг у меня рога и хвост начнут отрастать. Вот, люди! Им, понимаешь, сенсацию подавай. Правда, Катрин больше не появлялась. Да и, слава богу. Конечно, человек она, я так понял, хороший. Ну и умная, и интеллигентная, и симпатичная… Но не лежит к ней душа – хоть убей! Поэтому незачем ни себе, ни ей голову морочить. Уж не срослось – значит, не срослось.

Тут, в Бодряевке, от нечего делать начал в библиотеку захаживать. Я до этого читал не так, чтобы много. В основном, детективы, приключения. А тут случайно взял Константина Симонова, он еще в войну писал, и попались на глаза его стихи. Поэзию раньше я всерьез не воспринимал. Что там, думал, хорошего? Сюсюканье про «лютики-цветочки»? А тут прочитал – дух захватило: всё как есть – про меня. Пишу по памяти:

Уж, коль стряслось, что женщина не любит,

То с дружбой лишь натерпишься стыда.

И счастлив тот, кто сразу все обрубит,

Уйдет, чтоб не вернуться никогда!

Согласись – железно! Теперь книги таскаю охапками. Оказывается, кроме всяких дебильных любовных романчиков и пустых детективчиков есть книги, что и читать интересно, и ума из них наберешься. Так что, Женька, рекомендую: пополнять багаж знаний – поверь на слово: и приятно, и полезно. Жму руку. Пока! Твой друг, ныне – ярый библиофил, Валерка.

Глава 4

Перелом

Эссе в теософском периодическом издании