Плохая мать

Тетя Женя появилась после смерти бабушки. Мы были в Москве – мама привезла меня на каникулы. Помню, как сонная вошла в ванную, увидела ее и замерла. Тетка стояла перед зеркалом и полотенцем хлестала себя по второму подбородку. Холодный компресс, горячий, опять холодный... Она втирала в дряблую куриную шею питательный крем по массажным линиям. От середины лба – к вискам. От носа – к ушам. И в конце двумя руками «растягивала» лицо. Любовалась. Распускала морщины.

– М-да, – подводила итог.

– Мам, а тетя Женя кто нам? – спросила я.

– Родственница. Дальняя.

– А откуда она взялась?

– От верблюда.

– У нас же не было родственников. Ты сама говорила, что все умерли.

– Тетя Женя – двоюродная сестра бабушки.

– А почему ты мне о ней не рассказывала?

– Потому что она мне – посторонний человек.

– А почему она тогда приехала?

– Маргарита, вырастешь, все поймешь. И про родственников, и про то, откуда они берутся. Когда им надо, они быстро появляются.

– А почему тетя Женя такая странная?

– Она не странная. Просто она себя очень любит, – ответила мама.

– А ты себя любишь? – спросила я, испугавшись, что мама так же будет делать из своего лица китайского болванчика.

– Нет, я тебя люблю, – засмеялась она.

– Слушай, дай денег, – попросила маму тетя Женя.

– Не дам, – ответила мама.

– Сволочь ты...

– Сами вы сволочь, – встряла я.

– А ты хамка, – сказала мне тетка. – Тебе что, жалко? – опять обратилась она к маме.

– Жалко, – ответила мама.

– Ты – жидовка, – сказала тетя Женя.

– Пошла вон, – сказала моя мама.

До этой встречи они не виделись лет пятнадцать. И после – столько же.

Позвонила женщина. Сказала, что тетя Женя лежит в больнице. Надо приехать. Мама в тот же день взяла билет на самолет.

Тетю Женю она нашла в коридоре больницы. На каталке. Под двумя шерстяными одеялами без пододеяльника.

– Помоги, – сказала тетя Женя, вцепившись в руку мамы.

Сын и дочь тети Жени делили имущество – трехкомнатную квартиру с гаражом и загородный домишко. Дочь Лиза меняла замки в квартире и не пускала туда брата, а сын Аркадий возводил забор на участке.

– Подождали бы хоть, пока сдохну... – сказала тетя Женя, – недолго осталось.

Ей было очень больно. Рак в последней стадии. Месяц-два. Адская боль. За лишний укол надо платить. Дети денег не дали – решили, что зря переводить. Все равно умрет. Тетя Женя лежала в коридоре немытая, ненакормленная и умирала.

– Что ты хочешь? – спросила мама после того, как перевела ее в палату и оплатила обезболивание.

– Чтобы по справедливости, – ответила тетя Женя.

– И в чем справедливость? – вскипела моя мама. – В том, чтобы ты гнила заживо в коридоре? Лучше соседке все завещай или первому встречному!

– Они же мои детки... – заплакала тетя Женя.

Мама разделила имущество так, как просила тетя Женя. Квартира – дочери, дом – сыну.

Лиза шумно сморкалась и подсчитывала, кто сколько дал на похороны. Получалось, что Аркадий дал меньше, хотя зарабатывал больше.

– И все равно это несправедливо, – шептала Лиза моей маме, – я за ней столько лет ходила, а он – фьить из дома, и все. Вы же знаете, тетя Оля, какая она была. Я ведь из-за нее даже замуж не вышла. На самом деле, – Лиза склонилась прямо к уху, но зашептала громче, – дача тоже мне должна достаться.

– Ага, раскатала губу, – тут же отреагировал Аркадий.

– А что, – тут же закричала Лиза, – над тобой она все эти годы издевалась?! Ты за ней горшки выносил? Ты уколы делал?

– Я тебя предупреждал... не начинай сейчас снова... давай посидим по-человечески... – начал закипать Аркадий.

Лиза была приклеена к матери. Намертво. Девочке было лет четырнадцать, когда она стала осваивать профессию медсестры. У тети Жени была постоянная «частная» медсестра – Светлана, которая жила в соседнем подъезде и за небольшую плату приходила по первому зову. Лиза была на подхвате – открывала дверь, выдавала тапочки, приносила чистое полотенце, расплачивалась. И не без интереса смотрела, как Светлана делает уколы, сооружая из швабры капельницу.

Лизе нравился чемоданчик, с которым приходила медсестра. И то, что внутри все разложено аккуратно, по местам, – ампулы, бинты, шприцы. И даже запах нравился – очень яркий, который ни с чем нельзя спутать. Нравились и руки Светланы – уверенные, с коротко стриженными ногтями, шелушащиеся от постоянного мытья и контакта с медицинским спиртом. Да и сама медсестра нравилась: спокойная, сдержанная – полная противоположность истеричной заполошной матери.

– Можно, я посмотрю? – спрашивала Лиза.

Светлане было все равно – она на автомате пилила ампулу, отламывала, набирала лекарство в шприц, а сама думала о том, что забыла разморозить курицу, что надо сказать сыну, чтобы завтра пропылесосил, что надо поменяться дежурствами...

– Смотри, смотри, – поощряла мать интерес дочери, – хорошая профессия, без куска хлеба никогда не останешься. Правда, Светланочка?

Светлана молчала, погруженная в свои мысли. Лиза смотрела на медсестру, но та не выглядела особенно счастливой.