Плохие привычки

Ибо моему взору открылся тайник, по периметру напоминавший размеры моего ноутбука и пока еще неизвестной для меня глубины. Весь он был начинен разнообразными золотыми изделиями и обильно приправлен опилками — дабы сокровища не звенели и не катались внутри…

* * *

Свина разбудил около пяти вечера Коготь. Новость все никак не хотела помещаться в голове толстяка, и он после того, как дважды ее выслушал, так ничего и не поняв, побрел, шатаясь, в ванную. Через пять минут холодного душа он вернулся, полируя полотенцем свой гладкий череп и морщась от неприятных похмельных ощущений в организме.

Доклад, воспринятый Борисом Михайловичем, тоже радости как-то не добавлял. Разбился Юровский. Разбился около часа дня, поэтому, скорее всего, откуп за освобождение Свина он так и не передал. А это уже гораздо грустнее, чем просто смерть адвоката. Адвокатов, их много. А злой высокопоставленный мент, не получивший вовремя вожделенных денег и теперь считающий себя обманутым, один.

История имела свое продолжение. Словно иллюстрация к закону «Всегда может быть еще хуже, чем есть», в этом несчастном случае отметился Кулешов, с телефона которого «скорая помощь» получила сообщение об аварии.

Когда Коготь доложил, что за день до ареста камеры наблюдения зафиксировали Кулешова у «Кармины», Свин ужасно злостно заскрежетал зубами и излился порывом мощнейшей истерики на своего главного охранника-растяпу.

Ходившая на цыпочках и вжимавшая голову в плечи прислуга могла слышать обрывки противных хозяйских воплей:

— Хоть сам ты его компостируй!.. И чтоб я уже завтра знал, на кого он работает!.. Если до понедельника он проходит с целой башкой, я твою башку отобью!..

ГЛАВА 54

Опрометчивый шаг

Плывет пиратское судно по морю. Юнга задает вопросы старому боцману:

— А черная метка — это знак смерти?

Боцман:

— Да.

— А голубая?

— Да тоже ни хрена хорошего…

Из анекдота

Глубина скрытого от посторонних глаз хранилища оказалась несколько меньше, чем мне (да что там мне, и любому другому человеку, будь то женщина или мужчина) хотелось бы — всего каких-то 12 см. Однако, как говорят опытные женщины и оптимистичные мужчины, размер — это не главное. Главное — содержание.

Из тайника мною было извлечено: 78 золотых монет, от огромного античного статера (1 штука — грамм 150, не меньше) до луидоров 1787 года (6 штук), франков 1867 года 29 штук (по 100 франков) и немецких марок разных лет и герцогств 11 штук (по 20 марок). Плюс 22 статера Кушанской империи и 9 солидов — Римской.

А также разнообразные ювелирные украшения — от изящных браслетов и цепочек до монументального колье с бриллиантами, которое на моем диване смотрелось так же уместно, как королева Великобритании в пластиковом биотуалете.

Драгоценности вошли в мою жизнь, грубо растолкав остальные понятия о материальном благополучии и увесисто заняв свое до этого времени сиротливо пылящееся место. Они сверкали оттуда эквивалентами счастья и успеха. Сквозь инкрустированный брюликами платиновый рупор торжественно объявляли об отмене мелочных заморочек по поводу дальнейшей экономии при покупках. Ну и, конечно, отягощали ответственностью и озабоченностью свежеиспеченного мужа, которого угораздило жениться на очень красивой женщине.

Я чувствовал себя вторым воплощением Остапа Бендера и одновременно Ипполита Матвеевича Воробьянинова, которым в моей реальности наконец-то удалось завладеть сокровищами из «мебелей».

Остап во мне философски примеривай белые брюки для поездки в Рио-де-Жанейро. А Кисе, завороженному бриллиантовым дымом, чудились «грудастые дамские оркестры, беспрерывно исполнявшие танго-амапа». В общем, вполне определенно и даже с некоторым хирургическим привкусом я прочувствовал выцарапанную на моих мозгах надпись «Киса и Ося здесь были».

Богатство застало меня врасплох, словно… оно приехало всерьез и надолго, а я совершенно его не ждал. Я даже не мечтал, куда смог бы потратить такую недетскую сумму денег. Впрочем, этот пробел быстро заполнялся.

Где-то на задворках мозга крохотной лампадой мелькнула мысль о том, что неплохо бы поделиться с бывшим хозяином часов. Не с тем дедом, который мне их продал, а с тем алконавтом, который втюхал это сокровище за несложную работу.

Чтобы впоследствии не отвлекать своего читателя, скажу, что благие намерения вовсе не увенчались успехом. Василий, бывший владелец напольных курантов, в начале недели помер по причине и от следствий отравления метиловым спиртом. Очень жаль, так как был он последним представителем своей несчастливой семьи, столько лет прожившей в нищете. Бок о бок с несметными сокровищами, которые почтенный хронометр скрывал в своем деревянном прикиде…

— Это я, узнал? — голос Грума было сложно спутать с чьим-либо другим — он был до безобразия хрипат. Идеальный голос для антирекламы курения и холодного пива.