Плохие привычки

Однако свистящий звук из поврежденного колеса — а может, из подушек безопасности — пресекал все поползновения в эту сторону. Ибо свист этот напоминал, что ничего похожего на подобный звук — например, визга тормозов или шепелявого шороха стирающихся покрышек — в ближайшее время не было. То есть водитель и не пытался тормозить. Он ехал на меня целенаправленно. С противоположной стороны дороги через двойную сплошную на огромной скорости. Может быть, это паранойя? Может, человеку стало плохо, он потерял сознание — оттого и не тормозил? Очень хотелось курить. И верить в то, что все это случайность.

Если бы машина не выглядела такой мертвой, она могла бы вызывать своим неглиже подобие эротического возбуждения. Ободранная до блестящего основания краска, вскрытый металл левого борта и полностью обнаженный, дымящийся на легком ноябрьском морозе двигатель являли взору наблюдателя то, что обычно скрыто от посторонних глаз.

Сразу вспомнился Азазелло, который «видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей». И вообще, повеяло какой-то чертовщиной. В последнее время ею частенько веяло — я уже принюхался к этому аромату стресса, ненависти и предательства. А в похотливом сладком запахе смерти я только что научился различать еще одну нотку — бензиновую пронзительность неотвратимой смерти. От этой составляющей седеют, если выживают.

Дрожащими пальцами я извлек мобильник и вызвал скорую. К «Кайену» близко подходить не стал — не жалую я подобные зрелища. Заполняя гулом замершее пространство, собирались прохожие и люди из остановившихся авто. Молоденького паренька со смешным ежиком светлых волос, первым пробравшегося к развороченной машине с водительской стороны, качественно рвало под высоченным тополем, с которым столкнулся «Порше».

Скорая приняла заказ, а парень прекратил блевать и, шатаясь и утирая рукавом лицо, пошел прочь от только что увиденной смерти, споткнувшись о валяющийся на земле номерной знак. Знак перевернулся и издевательски уставился на меня тремя пятерками в окружении трех букв «ю».

Белый «Кайен». Ю-555-ЮЮ. Вспомнилось отчетливо: Юровский Юрий Юрьевич. Вот тебе и паранойя. Вот тебе и случайность. Вот тебе, дяденька, и Юрьев день…

Это было последней каплей. Сердце заунывно запричитало, стукаясь о грудную клетку, как сумасшедший головой о стену: «Ой, не надо было этой капли-и-и-и». Но как-то не жалобно. Даже наоборот — вызывающе. И страха не было. И волна адреналина, ставшая такой привычной в последнее время, была приятна.

Мелькнула злорадная мысль: «Надо, Федя. Надо!» И еще одна промелькнула: «Похоже, становлюсь стрессофилом…» И еще: «Хорошо бы, снег выпал». А дальше они замелькали одна за другой, быстрые, как «Кайен». Потому что три свидания со смертью за неполных две недели — это перебор. Это вам любой уважающий себя кот скажет. Хоть у него, в отличие от обычного смертного, целых семь жизней. Или даже девять?

В итоге сделка прошла без проблем, деньги я получил новенькими пятитысячными купюрами и распрощался с покупателем.

* * *

Юровский, перед тем как отвезти полумиллионную взятку, решил заехать на дачу — рабочие должны были завершить отделку сауны. Нужно было проверить качество работы и расплатиться. И отправить наконец-то супругу на весь уик-энд из города, а то эти волнительные шпионские маневры между ревнивой женой и страстной любовницей очень быстро загонят его в гроб.

Времени было навалом, до встречи с коррумпированным полковником оставалось целых три часа. Откуда же он мог знать, что смерть уже мчится за ним по пятам? Когда он, проезжая Большой Лог, выронил под ноги скользкий мобильник и нагнулся за ним, костлявая и настигла адвоката, скосив кровоизлиянием в мозг. Остановку Юрий Юрьевич сбивал уже мертвым.

* * *

Возвращение домой много времени не заняло. Особых переживаний ни по поводу продажи ставшего почти родным автомобиля, ни по поводу трагической смерти Юровского я не испытывал. Я ждал звонка от Грума. Звонка, который раз и навсегда избавит меня от Свина и его наемников.

И в свете последних событий мне было совершенно начхать на запылившуюся в Большом Логе обувь. Моя многолетняя обувная мания испарилась без следа, и это было странным. Даже пугающим.

Когда раздастся долгожданный звонок, мне было не известно даже примерно — это мог быть не нынешний и (о ужас!) даже не завтрашний день. А жить надо было уже сейчас и желательно жить с какой-то пользой. Мой суровый взгляд а-ля «очумелые ручки» рассеянно блуждал по комнате в поисках жертвы.

Я очень тяжел на подъем. Любое — не важно, грандиозное или ничтожное — дело должно «отлежаться», выстоять положенное время в длинной очереди запланированного. Не всегда эта очередь растягивается на километро-месяцы, но некоторые дела ждут своего воплощения весьма и весьма долго. Некоторые решаются совсем не так, как бы им хотелось. Некоторые не решаются вовсе.

Все, наверное, оттого, что в раннем возрасте меня неспешно покусала одна ленивая-преленивая лень, и сволочная ее инфекция расположилась в моем организме со всеми удобствами на всю оставшуюся жизнь.