Плутовской роман в России. К истории русского романа до Гоголя

Обращение к плутовскому роману и в то же время его прямое скрепление с «чувствительным») следует только в «Российском Жилблазе» Нарежного (1814). Название, прямые ссылки, замысел рассказа о пережитом «Российского Жилблаза» (Рассказ от первого лица плута, занимавшего «привилегированное» положение, прямо с детства, когда он познакомился с самыми разными краями и областями России и самыми различными социальными слоями, причём поднялся до должности секретаря владетельного князя) и множество прямых соответствий могли быть однозначно объяснены романом Лесажа. Кроме этого источника, Нарежный в большом количестве применял местное (особенно украинское) предание, из которого он заимствовал ситуации и образы, традиционные для плутовского романа (детство плута в виде украинского деревенского фарса, типичный для Украины «князь», обедневший и «опростившийся», но по-дворянски надменный, вместо соответствующего испанского идальго, превращение пародии на «поэтов» и «педантов» в пародию на сентиментализм Карамзина и архаизм Шишкова, вставка широко выполненной социальной сатиры на русское масонство, князя Потемкина и т. д.). Рядом с этим плутовским рассказом от первого лица с самого начала стояла, однако, рассказанная в 3-м лице история помещичьей семьи, однозначно следовавшая образцу «чувствительного» романа (причём обе нити действия заметно переплетались, пока под конец они окончательно не слились, и искусственно мистифицированная интрига романа разрешилась. Будучи своевольной попыткой скомбинировать оба различных типа романа и соединить заимствованное из западноевропейских литератур с отечественным, произведение (порой рассматриваемое в литературоведении как связующее звено между старой русско-украинской сатирой и Гоголем) заслужило особого внимания, даже если оно и не обрело широкого воздействия из-за цензурного запрета (причины которого удалось обнаружить).

После наполеоновских войн воодушевление чувствительным романом постепенно сошло на нет. Русская критика (и читающая публика) требовали отечественного, народного «романа нравов», и Ф. Булгарин пошёл навстречу этой потребности: он опубликовал в своём журнале «описания нравов», из которых постепенно возник «сатирически-нравоописательный» роман «Иван Выжигин» (обстоятельное сравнение между предварительными публикациями и окончательной редакцией романа 1829 г.). Лесаж предложил (наряду с первоначальным подзаголовком «Русский Жиль Блас») и примерную схему рассказа авантюриста-плута «привилегированного» типа о пережитом, которая была расширена до сатирической панорамы общества. Но существенно сильнее влияния Лесажа оказалось влияние Жуи, чьи «Романы о нравах» пользовались в России около 1825 г. очень большой популярностью. Булгарин позаимствовал у них сентиментально-романскую окраску образа своего главного героя, интригу вокруг наследства, технику сатирических портретов, систематическое дополнение «отрицательных» портретов «положительными» и даже многие отдельные мотивы. Вторым главным источником была польская сатирическая проза XVIII в. и раннего XIX столетия, прежде всего сатиры шубравцев со всем спектром их типов и романы И. Красицкого «Досвядчиньский» (равным образом сатирически-дидактический роман в форме рассказа о пережитом с различием между «сатирической», «утопической» и «авантюрной» частями, которое подобным образом можно было констатировать и в «Выжигине») и «Пан Подстолий» (воспринятая Булгариным тема хорошего и плохого помещика). Главная цель Булгарина заключалась в систематическом смотре «описания нравов», в то время как плутовская проделка и особая плутовская перспектива (несмотря на непрерывную форму первого лица) продолжали терять значение. Зато основной стала сквозная интрига романа («мистифицированная» ещё сильнее, чем у Нарежного), в результате чего возникло сочетание из дидактической «чёрно-белой сатиры» и элементов чистого романа сенсаций и романа ужасов.