По агентурным данным

— Ну, владеет же Орлов приемами обездвижить, обезвредить человека… В принципе, мог отключить его. А если Серегин не был связан с бандой? И не знал, с кем имеет дело? Официально Орлов обычный ворюга, бандюган.

— Ты что хочешь сказать, Алексей Андреевич? — начал свирепеть Хижняк.

— А то. Ты в Орлове уверен?

— В Максиме? Да как в самом себе!

— Ты о нем все знаешь?

Хижняк вдруг замолчал, опустил глаза. Этот же вопрос задавали ему еще в Москве, перед поездкой сюда, во Львов. И оказалось, что не все знал он, Егор Хижняк, о своем товарище и подчиненном. Эта самоволка в Берлин. Ну и что? А сколько раз проверялась их дружба кровью, риском. Да и вообще, что знает о Чижике, этот Заречный?

— Вы вот что, товарищ подполковник, вы мне объясните, как Орлов мог самостоятельно отсюда выбраться? — от злости Егор перешел на официальный тон. — У него на руках плана здешних райских кущ не было! Он что, застрелил Серегина, вложил ему «тэтэшник» в руку, потом эдак слегонца нашел дорожку к люку вашему, почему-то незапертому, и вышел на волю? И все это в течение десяти-пятнадцати минут? И никто его не остановил, на пути не встретился? А патруль? Сами-то слышите, что говорите? Может, его, Максима, бандюганы сейчас каленым железом пытают, а мы тут лясы точим. И вообще, кто дал вам право не доверять группе, присланной из Москвы?

«Так Москва и дала!» — хотел было ответить Заречный, но промолчал. Не время еще.

— Ладно, это я так, — протянул он миролюбиво. — Просто голова кругом от загадок этих. Тем не менее, нужно решать, что делать дальше.

— А что планировали, то и делать! И побыстрее.

— Да, если банду не обезвредить, город будет поставлен под угрозу крупного теракта. Есть новые агентурные данные. Мы об этом забывать не должны, — кивнул Заречный. — Так что завтра утром отправляем вас в Винницу. Так Паленому и скажи.

— Так и скажу.

«Скорее бы надо, — с тоской подумал Егор. — А то замучают парня».

Хижняк был почти уверен, что Максим попал в руки немецких отморозков.

АВГУСТ 1945, Дубровицы

Боевой товарищ Егора, Максим Орлов, сидел на ступенях хаты с вывеской «Дубровицкий сельсовет». Над ним возвышался молодой мужчина с вальтером за поясным ремнем. Вьющиеся светлые волосы, прямой нос с россыпью бледных веснушек, острый, неприятный взгляд светло-серых глаз. Прямо-таки чистокровный ариец, если бы не веснушки. Но бабам такие нравятся, думал про себя Максим, стараясь скрасить ожидание всякими пустяшными мыслями. Солнце клонилось к вечеру.

Конечно, они с Верой — он старался привыкнуть к ее настоящему имени — потеряли счет времени. Тот самый случай, когда счастливые часов не наблюдают. Утомленные ласками, забывшие, где они и что им угрожает, они очнулись от блаженного полусна уже к утру, разбуженные звонким птичьим гомоном.

Путь к Дубровицам оказался долгим — шли они лесом, остерегаясь выходить на дорогу, по которой сновали машины.

Итак, в Дубровицы они пришли к вечеру, и Вера сразу ушла в сельсовет.

— Здравствуй, Курт! — начала она, войдя в кабинет председателя.

Тот стоял у окна приемной, из которого была видна дорога к селу.

— Какого черта ты здесь делаешь, Вера? — С ходу зашипел Домбровски. — И кто этот тип? Это место совершенно секретно! Это моя ставка, если хочешь! Кого ты привела сюда?

— Подожди, Курт, не сердись! Этот человек может оказаться очень нужен нам, нашему делу.

Торопясь, волнуясь, она стала рассказывать. Курт ходил по кабинету, заложив руки за спину, посматривая на соратницу и наложницу. Влюбилась, что ли?

— И ты вытащила его из тюрьмы? Ты с ума сошла?

— Ты должен гордиться мной! Я вышла на людей из группы Казимира, они знают о схроне группы. Ты же сам говорил, там ценности на крупную, очень крупную сумму. Неужели нам не нужны средства?

— Но кто сказал, что он не врет тебе, этот молокосос?

— Поговори с ним.

— И он будет знать меня в лицо? Мне удавалось так долго и успешно осуществлять свою деятельность потому, что никто не знает, кто я и где я. Я сижу в этой вонючей деревне, среди грязных чумичек и пьяных стариков во имя моей, твоей безопасности, безопасности наших людей. И ты приводишь сюда чужака!

— Но он не чужак! Он просто из другой группы! Ты не имеешь права пренебрегать такими людьми! За ним еще двое опытных диверсантов. А что, у нас так много профессионалов? Окрестные бандиты — вот наша армия. Разве можно на них полагаться в серьезных делах? Ты ведь планируешь крупную акцию на стадионе, не так ли? Там будет половина города, все руководство края и, разумеется, вся городская милиция и подразделения НКВД. И ты собираешься устранить их, имея за спиной кучку бандитов?

— Что ты несешь? А люди из лесного лагеря? На них я делаю ставку.

— Но и эти не будут лишними.

— Ты влюбилась? — остановился он прямо перед ней. Глаза его шарили по ее лицу.

Он знал ее как никто другой. Он, ее куратор, наставник, любовник. Он знал каждое движение губ и глаз, каждый взмах ресниц. Ему было известно, что стоит за каждой из улыбок ее красивого лица. Ей было не обмануть его, так думал он.