По багровой тропе в Эльдорадо

Этой минутой замешательства искусно воспользовался Франсиско де Орельяна. Вырвавшись на коне перед строем, он громогласно воскликнул: «Во имя пресвятой девы — вперед!» — и первым ринулся на врагов. С дружным воинственным кличем, размахивая мечами, наши всадники и пехотинцы бросились на индейцев. Нас было немного — человек двадцать, в том числе всего лишь семь всадников, — но удар получился столь дружный, что индейцы растерялись. В ужасе шарахались они от коней, тщетно пытались противопоставить ударам стальных испанских мечей свои деревянные копья с гнущимися о наши щиты медными наконечниками. Наши пехотинцы наступали плотной цепью, плечом к плечу, не давая индейцам никакой возможности зайти с тыла, а мы, семеро всадников во главе с капитаном, метались среди обезумевших от страха врагов, давя их копытами коней и поражая клинками. Битва в скором времени стала напоминать бойню, и мы были в ней хладнокровными мясниками.

Не прошло и четверти часа, как все было кончено. Наши потери были ничтожны: только четверо получили легкие ранения, да под Гомесом погиб конь. Индейское копье распороло ему брюхо, и он, всхрапывая, в судорогах бился на земле. Сам Гомес остался невредим: бормоча ругательства, он вместе с Муньосом, Гарсией и Агиляром бродил по полю сражения и добивал раненых индейцев. Не менее тридцати дикарей было убито и тяжело ранено в этом коротком бою. Я мог гордиться: двух или трех из них затоптал мой Федро, а одного — низкорослого и щуплого — я полоснул мечом по шее.

Внезапно Муньос издал радостный возглас и жестом подозвал к себе Гарсию и Агиляра. Склонившись, они отложили мечи и с видимыми усилиями вытащили из-под груды трупов высокого стройного индейца. Они подхватили его под локти и поволокли к капитану, который оживленно разговаривал с группой солдат.

Заинтересованный, я подошел ближе. Молодой бронзовокожий индеец с длинными, собранными в пучок волосами и красивым лицом, украшенным белыми и красными разводами, с трудом стоял на ногах. Видимо, он был оглушен мечом, ударившим по голове плашмя, и сейчас только-только приходил в себя. В этом ему помогли увесистые затрещины, которыми его поочередно награждали по дороге Агиляр и Муньос. На плечах у него болтался темно-красный плащ из тонкой шерсти индейского безгорбого верблюда (этих животных называют здесь ламами), а бедра стягивало груботканое покрывало, закрывавшее ноги до икр. И руки, и грудь были также покрыты замысловатыми разводами.

— Гляжу, моргает, а на теле — ни царапины, — возбужденно рассказывал Муньос. — Ну, думаю, отдыхать тебе не дам… Позабавимся над тобой, дьявол, будь уверен…

Очень скоро индеец окончательно пришел в себя. Глаза его приняли осмысленное выражение. Он дико огляделся и попытался было вырваться из дюжих рук, но вызвал только радостный гогот у солдат.

Франсиско де Орельяна, наморщив высокий лоб, пристально смотрел на пленного. Похоже было, что он силится нечто вспомнить.

Наконец, он произнес, медленно и с запинками, длинную фразу на каком-то гортанном языке. Индеец вздрогнул, затем гордо вскинул голову и ответил коротко и твердо.

— Поздравляю, друзья, — с улыбкой произнес капитан. — К нам в лапы угодил сын вождя. Что ж, тем лучше…

И он опять что-то сказал пленному по-индейски.

Но тот молчал. Казалось, он совсем перестал замечать окружающих. Напряженно глядя поверх наших голов, он даже не вздрогнул, когда Муньос шутливо ткнул его в бок кинжалом, проколов кожу до крови.

Я проследил его взгляд и увидел, что по склону горы, откуда сегодня начиналась атака, быстро спускаются два безоружных индейца. Их заметили и другие солдаты.

— Эге, видать, парламентеры! — воскликнул Гарсия. — Что они кричат, сеньор капитан?

Действительно, индейцы, приближавшиеся к нам, громко и нараспев выкрикивали одну и ту же фразу. Они остановились шагах в сорока от нас и продолжали монотонно кричать, потрясая над головой руками.

Капитан опять наморщил лоб.

— Гм… Так, сейчас переведу, — сосредоточенно промолвил он. — Так, понимаю… говорят, что индейцы не станут нас убивать, если мы отпустим сына их касика живым…

Орельяна задумчиво сощурил глаз.

— Что ж… Солдаты! Убить этого язычника мы еще успеем, как и его дружков. Я скажу им, что сын касика будет нашим заложником и что мы отпустим его, как только минуем горную цепь. Но ни один волос не должен за это время упасть с головы испанского воина…

Хотя капитан, казалось бы, советовался с нами, он не стал ждать, когда мы выразим согласие или несогласие с его словами. Медленно подбирая слова, он перевел на индейский свое контрпредложение. Ему пришлось повторить его дважды, пока оно было понято.

Парламентеры посовещались. Затем один из них побежал в сторону, откуда они появились. Другой, атлетически сложенный молодой индеец, с резкими чертами лица, протянул руки и выкрикнул что-то.

— Вот как! — Орельяна озадаченно потрогал бородку и рассмеялся. — Он хочет остаться с другом… Забавно!..

И он жестом приказал индейцу приблизиться. Тот хладнокровно подошел к нам вплотную: на его лице не было и тени страха.