Читаем По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения полностью

Принца-поэта Ницше уподобляет лесному разбойнику, приставляющему рифму, как нож, к горлу. Тем самым поэзия понимается как вечное беспокойство и устрашение филистеров. Веселый дятел одобряет такую эстетику. Принц-насмешник утверждает, что его рифмы должны оглушать читателя. Травестийный характер стихотворения усиливается озорным эротическим мотивом. Рифмы-стрелы проникают в женскую грудь, скрытую зашнурованным лифом. Отвергая настроение «Ворона», Ницше стремится полностью преобразовать инструментовку стиха, превращая аллитерационные цепочки и ассонансы в веселую моцартовскую музыку, в музыку насмешки, говоря «да» жизни.

Мы можем заметить, что изначальная многообразность и разнообразие литературы модерна – имманентные свойства всей его истории, истории, утверждающей суверенное право индивида быть ее субъектом – субъектом, преобразующим и обновляющим мир, несмотря на постоянные трагические коллизии этой истории. В этих коллизиях, которые прекрасно описаны Львом Шестовым, искусство дает более яркую картину мира, нежели сознание, опирающееся на чистый разум.

Подведем итог нашему анализу. Как можно было заметить, образы Жан Поля и Эдгара По возникли в результате трансформации литературного наследия домодернистских эпох. Например, мы здесь имеем особые случаи модернистской трансформации эмблем. Барочные представления о мире как о театре предполагают объективность и независимость установленного порядка вещей от самого человека. Мир в барочном сознании осмыслялся не в логической системе, но как совокупность эмблем, для каждого случая имеющих непреложную, устойчивую значимость. Опровержение эмблемы, возможное в барочной драме, равносильно крушению миропорядка с его предустановленной гармонией. В отличие от барочной эмблематики, эмблематика модернистского толка демонстрирует скорее крах разросшегося субъективизма, своеволия, произвола, становится наказанием за аморальность героя, как это имеет место у Жан Поля. Или же, как у По, подводит нас к границам рационального и иррационального, неразличимости постановочного эффекта и неодолимости рока. Подобная субъективация и интериоризация барочной образности сопровождается активным использованием эмблематики птиц. И галка, и ворон непосредственно связаны с темой мрачного предсказания, зловещего пророчества, но оба участвуют в спектакле, поставленном по сценарию самих же героев, и в этом отношении являются выразителями субъективности последних.

В поэзии Эдгара По дает о себе знать манихейская струя, которая усиливается в его позднем творчестве («Червь-победитель», «Колокольчики и колокола»). У Фридриха Ницше мы находим последовательное отрицание подобного мировоззрения: философ-поэт относил его к декадансу, которым, как ему казалось, были заражены современные ему литература и философия. Критика Ницше – другая сторона модерна, включающая в себя неприятие отрицания жизни и идею преодоления субъективизма в сверхрациональной активности Сверхчеловека. Веселый дятел – ворон наоборот – становится одной из эмблем этого другого модерна.

Список литературы

Аствацатуров А.Г. Поэзия. Философия. Игра. СПб., 2010.

Башляр Г. Грезы о воздухе: опыт о воображении движения. М., 1999.

Жеребин А.И. Историческая поэтика и немецкое «модернизмоведение». Несколько тезисов по сравнительной методологии // Жеребин А.И. От Виланда до Кафки: Очерки по истории немецкой литературы. СПб., 2015.

Лейбель Е.

Ницше: образы и мифотворчество. СПб., 2008.

Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 1, 2.

По Э. Избранное: В 2 т. М., 1996. Т. 1.

Поля модерна как объекты исследования литературоведения / Отв. ред. И.С. Румянцева. Науч. ред. А.Г. Аствацатуров. СПб., 2015.

Jauss H-R. Studien zum Epochenwandel der ästhetischen Moderne. Frankfurt am Main, 1990.

Jean Paul. Titan. I Erster und Zweiter Band. Komische Anhänge. Berlin; Weimar, 1986.

Nietzche F. Werke. Leipzig, 1906.

Pfotenhauer H. Roquairol oder semiotische Verwerfungen als Poetische Figur // Jahrbuch der Jean-Paul Gesellschaft. 32/33. Jahrgang. 1968.

Schmitz-Emans M. Dramatische Welten und verschaltete Spiele / Zur Modellfunktion des Theatralischen in Jean Pauls Romenen // Jahrbuch der Jean Paul Gesellschaft. 22 Jahrgang. 1987.

Valk T.

Goethes «Werther» im Kontex zeitgenössischer Melancholie-Diskurse // Goethe-Jahrbuch. Bd. 119: 2002. Weimar, 2003. S. 14 – 22.

Vietta S. Ästhetik der Moderne: Literatur und Bild. München, 2001.

Vietta S. Europäische Kulturgeschichte. Eine Einführung. Stuttgart, 2007.

Vietta S., Kemper D. Ästhetische Moderne in Europa. Grundzüge und Problemzusammenhänge seit der Romantik. München, 1998.

Птицы Бодлера, Георге, Рильке: Опыт сравнительной поэтологии[571]

Алексей Вольский
Перейти на страницу:

Все книги серии Научное приложение

По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения
По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

В коллективной монографии представлены труды участников I Международной конференции по компаративным исследованиям национальных культур «Эдгар По, Шарль Бодлер, Федор Достоевский и проблема национального гения: аналогии, генеалогии, филиации идей» (май 2013 г., факультет свободных искусств и наук СПбГУ). В работах литературоведов из Великобритании, России, США и Франции рассматриваются разнообразные темы и мотивы, объединяющие трех великих писателей разных народов: гений христианства и демоны национализма, огромный город и убогие углы, фланер-мечтатель и подпольный злопыхатель, вещие птицы и бедные люди, психопатии и социопатии и др.

Александра Павловна Уракова , Александра Уракова , Коллектив авторов , Сергей Леонидович Фокин , Сергей Фокин

Литературоведение / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное