По дороге к высокой башне (СИ)

— Но ведь король может делать все, что хочет, — недоумевал я, — кто возьмет на себя смелость оценивать его поступки? Кто посмеет перечить ему?

— Давая клятву королю мы даем клятву стране и народу ее населяющему. Родина превыше всего. Если король станет угрозой для своих подданных уверяю тебя такие люди найдутся.

На поляне стало темно, костер прогорел и тлеющие угли подернулись пеплом.

Трудно было простому мальчишке понять и принять все это. Древние предания, узы крови и тайные обеты всегда казались мне чем-то далеким и нереальным. Просто красивые слова и рисунки в летописях дворянских родов. Но амулет, который я держал в руках был настоящий и воины, которые на поляне для поединка дали клятву защищать меня были из плоти и крови. Что ждало их за нарушение тайного королевского приказа: «сообщать обо всех представителях рода трех вершин»? Наверно ничего кроме пыток и мучительной смерти. Чтобы сказали все эти храбрые воины, если бы узнали, что во мне течет простая крестьянская кровь — картофельная водица? Как бы поступили? От одной этой мысли меня бросило в дрожь.

— Иди-ка ты спать, — сказал Ругон, — у тебя выдался трудный день.

Я не заставил просить себя дважды, улегся у костра и завернулся в плащ Тагона.

Великие боги рисуют наши пути, и никто из смертных не знает насколько высоко закинет его судьба. Благодаря случайной находке безродный оборванец почти сравнялся с королем, зато теперь по моим следам пустились все ищейки королевства. И если они меня найдут, если хотя бы один из тех, кто оказался сегодня на поляне проболтается ни что на свете не спасет меня от смерти.

Утром в шатре Гамона состоялся военный совет. Дворяне были рады, что смогли разыскать носителя священной крови, но теперь им нужно было решить, что со мной делать дальше.

— Он занял место Тагона, — сердился судья, — значит теперь он воин и слуга короля. Он пойдет в битву вместе с нами и докажет свое высокое происхождение.

— Но мальчишка ничего не умеет, — возражал Ругон, — его убьют в первой же стычке!

— Значит такова воля богов!

— Но можем ли мы рисковать его драгоценной жизнью, — продолжал спорить старик, — что мы будем делать, если потеряем Тибона в бою?

— Но и держать его в обозе со шлюхами и маркитантами я не могу! Со вчерашнего дня он дворянин! — упорствовал Гамон.

Ругон ничего не ответил, только сокрушенно покачал головой.

— Давайте скажем, что он был ранен во время поединка и теперь не может сражаться, — предложил Марон, после все случившегося молодой воин перестал смотреть на меня зверем и наоборот всячески старался выказать свое расположение.

— Не получится, — сказал командир разведчиков, из всего отряда, встреченного мной в лесу Ругон пощадил только его, — а поединке никто не знает. Я сказал, что мои люди попали в засаду степняков и погибли. Тела мы спрятали.

Гамон в сердцах грохнул о походный столик серебряным кубком, красное, как кровь вино пролилось на земляной пол.

— И так плохо, и так нехорошо!

Неожиданно заговорил высокий статный воин, который за все время нашего знакомства не проронил ни слова.

— Боги помогли нам найти этого человека и не дали ему погибнуть, — сказал он, — значит они и дальше собираются оберегать его. Не можем ли мы своим малодушием к худшему изменить его судьбу?

— Что ты хочешь этим сказать, Булин? — спросил Гамон.

— Юноша остался жив во время осады Пауса, единственный из всего отряда уцелел, защищая мост, бродя неизведанными тропами наткнулся на наших разведчиков.

Сам того не ведая, он выбирает правильное направление и обходит возможные ловушки.

Раньше ему везло. Пусть и сейчас он сам решит, как поступить.

Все воины не сговариваясь посмотрели на меня. Что мне было делать? Сердце мое разрывалось от ужаса. Конечно я бы остался в лагере и с радостью забился в самый темный угол только бы не видеть степняков, но где-то в глубине души я понимал, что от правильного решения будет зависеть моя дальнейшая судьба. Если эти люди считают меня особенным значит я не должен разрушить их веру в свою исключительность. Если хотя бы у одного из них возникнет сомнение в моем предназначении он отдаст меня на растерзание королевским ищейкам.

— Пусть я плохо сражаюсь, — сказал я, — и не умею пользоваться жезлом, но мне уже приходилось убивать степняков. Я не стану прятаться и пойду в бой вместе с вами.

Услышав мои слова Ругон возмущенно крякнул, Гамон улыбнулся и кивнул в знак одобрения, а Марон воскликнул, — молодец! Я знал, что ты не струсишь!

Еще вчера он с удовольствие отрезал бы мне башку, а сегодня радовался, как ребенок, узнав о моем решении. Похоже я нашел правильные слова, и дворяне признали за мной право распоряжаться собственной судьбой. По крайней мере теперь никто из них не сможет обвинить меня в трусости. Многие подошли ко мне, чтобы сказать слова одобрения и поддержки, и только Булин остался стоять в глубине шатра. Его лицо оставалось в тени, но я чувствовал, что он внимательно наблюдает за мной.

11

Днем Ругон взял меня с собой на стену.