Вдруг где-то глубоко внизу, в том «низу», который обычно не ощущается вследствие его постоянной недвижности, что-то вздрогнуло и двинулось, и тотчас одна стена поползла вверх, кровать накренилась и как отклик на это непривычное ощущение какой-то холодок покатился «под ложечку». В нашем многоэтажном отеле толчки смягчались антисейсмичной конструкцией здания, но тем не менее качающиеся кровати легко выбросили сонных людей на пол.
Японские деревянные домики ходили в эту ночь ходуном, раскачивались светильники, звенела и падала посуда. Слабо сколоченные хибарки бедноты, натужно треща, разлезались по швам. Кое-где треснули дамбы и рухнули мосты. Но специалисты объявили, что землетрясение было не больше трех баллов. А всего в таблице — семь!
Правда, мы видели, как мгновенно превращались в груду досок деревянные дома и как раскалывались многоэтажные гиганты, некоторое время качаясь и упираясь в уходящую из-под ног землю, как сраженный солдат, перед тем как рухнуть. Мы это видели только в кино, к нашему счастью, но подобные кадры даже на полотне экрана здесь, в Японии, отдавались в душе гулким ужасом.
В течение всего пребывания в Японии нам ни на один день не удавалось забыть о вулканическом происхождении островов. Толчки разной силы и длительности бежали сплошной цепью, вспыхивая то в центре, то на севере, то на крайнем юге страны. До самого отъезда мы так и не привыкли к этой «обыденной» черте японского национального быта.
В конце сентября станции метеослужбы сообщили о приближении тайфуна. Было сказано, что в 2 часа дня он обрушится на столицу. Радио и газеты объявили об окончании работ на всех предприятиях города в 12 часов дня. Накануне в каждый номер нашего отеля принесли тоненькую книжечку в три листочка — инструкцию о поведении во время тайфуна. Дирекция отеля просила не выходить на улицу, не открывать окон и проявлять максимум терпения, спокойствия и организованности во время тайфуна.
Утром, сидя в автобусе, отвозившем нас на работу, я вела с собой «внутренний разговор» на два голоса.
— Значит, так-таки и просидишь в отеле, в номере с наглухо завинченными окнами и плотными шторами? — говорил первый голос.
— Угу, просижу. Что поделаешь! Чужая страна, чужие порядки. Опять же инструкция… — отвечал второй.
— И будучи впервые в стране — отгородиться от нее бетонными стенами, не увидеть самой, своими глазами, не почувствовать… — удивлялся первый голос.
— Но ведь можно видеть своими глазами многое, но… не обязательно тайфун! — защищался второй.
— А что тайфун — это не часть жизни японца? — ехидство звучало вполне откровенно. — Или его лучше видеть чужими глазами?
Второй голос что-то неразборчиво мямлил, а первый весьма отчетливо резюмировал:
— Боишься.
— Не-ет, — тянул второй.
— Ну так в чем же дело?
На этом диалог прервался, ибо наш шофер последним лихим разворотом руля подкатил автобус к самому подъезду, и все заспешили к выходу.
В 12 часов работа закончилась, и, когда схлынули толпы токийцев, спешивших добраться до дому, я тихонько подошла к створкам дверей и выглянула на улицу. Там было темно, во всяком случае больше было похоже на сумерки, чем на полдень. Совсем рядом что-то громко выло, как будто где-то в горах в глубоком ущелье металась ночная вьюга. Не понимая еще до конца, в чем дело, я выскользнула наружу и пошла между низкими деревянными строениями. Это выл ветер, однако внизу еще было полное безветрие. Вой шел сверху, где ветер кружился в спустившихся тучах, и, видимо, вся сила, которую он собирался обрушить на город, была еще впереди. Однако очень скоро крутящиеся струи спустились вниз, и двигаться стало трудно. Можно было идти только в ногу с ветром, идти навстречу его полету было бессмысленным занятием. Грязные потоки воздуха, в которых кружились щепки и обрывки бумаги, подхватили меня и потащили, толкая по улице с такой же легкостью, с какой они несли миллионы соринок. Светлое платье, выглаженное только утром, в несколько минут превратилось в серую тряпку. За ворот сыпались бесконечные пригоршни пыли, сухой и колючий песок скрипел на зубах, а волосы, густо напудренные суглинком, стали тверже парика. Рядом со мной, как бы очерчивая линию движения ветра, летели полотнища сорванных бумажных вывесок с мелькающими красными и черными иероглифами, жестяные указатели на треугольных подставках, с грохотом катились мусорные урны, выдернутые кустарники растопыренными корнями, как руками, цеплялись за мостовую. Сила ветра удесятерялась с каждой минутой. Тайфун стремительно приближался.