По Японии

По условиям жизни, характеру населения и прочего остров можно разделить на две весьма непохожие друг на друга области: прибрежную, довольно узкую полосу (с которой одинаковы по условиям жизни . и промыслам Южно-Курильские острова) и всю внутренность острова. Побережье Езо и Южные Курильские острова давно заняты японцами-рыбаками. Море кругом изобилует рыбой, морской капустой, устрицами и пр., что служит предметом выгодной торговли со старой Японией и с заграницей. Неудивительно, что предприимчивый народ стремится к этим краям. Теперь побережье почти непрерывно все застроено рыбачьими избушками, промысловыми сараями, поселками и целыми городами. Все это носит на себе печать временности, непрочности. Промыслы, конечно, стоят большую часть года запертыми, пустынными, оживают только на время ловли. Города же и поселки всецело зависят от моря. Есть рыба, не пропадает на взморье капуста и устрицы, есть и народ в этих городах, бойко идет торговля, на улицах шумно и людно, гавань полна рыбацких судов. Но вот почему-нибудь прекратился на несколько лет, а может быть, и навсегда улов рыбы (как, напр., в Неморо теперь), городские богачи разоряются, промысла стоят без дела, город затихает, хиреет, население его рассеивается. Исключение представляют только местности на юго-западном конце, можно сказать, хвосте острова, где находится Хакодате: там японцы живут уже давно оседлой жизнью, тамошние города не зависят в такой степени от рыбной ловли, поэтому уже успели сложить свой собственный быт, дать своим жителям особый определенный характер, столь же может быть, определенный, как и города старой Японии. Но это только на юго-восточном побережье.

С настоящей Сибирью мы встречаемся во внутренней области Езо. Обширные равнины и горы покрыты еще не тронутым, вековым лесом, где не редкость встретить и нашего знакомого медведя. Богатая почва равнин ждет еще земледельца, который бы расчистил ее и возделал. В недрах гор лежат нетронутыми минеральные богатства, особенно много, говорят, каменного угля. Наконец, и сам лес мог бы служить предметом обогащения, если бы были какие-нибудь средства переправлять его к морю. Среди этих дремучих лесов кое-где живут прежние обитатели японских островов — айны, бедное, забитое племя, которое кое-как влачит последние дни своего существования. Айны не выше японцев ростом, с большими, красивыми глазами, как-то кротко смотрящими из-под густых, черных бровей. Мужчины немного напоминают наших мужиков, у них длинные волосы и большие, широкие бороды, скрашивающие монгольские черты их лица. Женщины имеют странный обычай наводить себе темно-синей краской усы. Лачужки их невзрачны, сами они грязны и ленивы, как и все вообще охотничьи народы, более любят брать от природы готовое, чем трудиться над возделыванием ее. К земледелию особенной склонности они не обнаруживают, хотя правительство и старается всячески их к этому приучить. С японцами айны (или наоборот) как-то не сходятся, взаимных браков, вообще говоря, мало. Разделенные по острову на отдельные племена, удаленные одно от другого, айны, естественно, обречены на вымирание. Число их, действительно, с каждым годом уменьшается. Из христианских миссий, работающих в Японии, на этот народ обратила особенное внимание миссия англиканская, в частности, миссионер Бачелер, до сих пор здравствующий. Он составил для айнов азбуку, завел для них школы, где, сначала на ай-носском языке, а потом на японском, обучает их вере и всему необходимому. Нечего и говорить, какое это благодеяние для племени. Благодаря ему многие становятся христианами и несколько поднимаются над низким уровнем их охотничьей, полудикой жизни.

Японское население внутри острова тоже еще не многочисленно и довольно рассеяно. Но колонизация, особенно в последнее время, идет усиленно и систематично. Изданы даже особые книги с прекрасными фототипическими картинами, в них описывается богатство острова, его еще незанятые земли, рудники, рыбные ловли, политические права, климат, вообще все условия тамошней жизни, с указаниями, куда и к кому обратиться, если пожелают переселиться. Правительство позаботилось разбить доступную обработке землю на участки по 10 тысяч цубо (цубо равняется приблизительно 36 квадратным саженям) и предлагает эти участки даром всякому желающему. На двадцать лет поселенцы свободны от податей, через десять лет участок становится собственностью земледельца (впрочем, с некоторыми ограничениями на первое время относительно права продажи и передачи земли). Можно занимать и более одного участка, ограничений на этот счет, по-видимому, нет, только обязательно нужно

занятую землю расчистить и обработать. Участок, не разработанный или заброшенный, после известного срока отбирается в казну и может быть получен во владение кем угодно. Конечно, и тут есть исключение: некоторые аристократические фамилии, которые землю не обрабатывают и сельским хозяйством не занимаются, тем не менее владеют чуть не целыми губерниями, раздавая участки уже от себя и в свою пользу.