По Японии

Поселенцы на остров идут довольно охотно: в старой Японии становится тесно. На новом месте предстоит им труд громадный. Их будущая нива покрыта непроходимым девственным лесом. Хорошо еще, что прорублены везде просеки и устроены более или менее сносные дороги-тропы. Необходимо свалить весь этот девственный лес своими руками, убрать его тоже без посторонней помощи. Да и убрать некуда и не на чем, его тут же на месте сжигают, хотя и это нелегко с домашними средствами: какой-нибудь столетний великан не скоро поддается и огню. Поселенцы на первое время строят себе из соломы дом-лачужку, чтобы можно было, при неудаче, бросить и уйти без особенных убытков. Зимой в этих лачужках приходится мерзнуть: климат немногим теплее сибирского. Многие не выдерживают всех этих бедствий и непомерного труда и, отчаявшись когда-нибудь видеть более ясные дни, возвращаются на родину в полном разорении и разочаровании: дома тоже уже все продано и истрачено. Зато те, кто перетерпит, начинают жить хорошо, труд и лишения вознаграждаются. — На таких же условиях раздаются различные копи, минеральные источники и пр., открывший может хлопотать и получает право на владение и разработку. Чтобы ускорить колонизацию и несколько помочь военному бюджету, правительство завело было военные поселения, думая, что насаждает казачество. Каждая семья, обязавшаяся выставлять одного солдата (отец, после отца сын, внук и т. д.), получает участок земли и даже готовый домик на нем, податей за это не берется, несколько лет выдается даже субсидия. Но эти поселения, говорят, не удались и, кажется, близки к закрытию.

Если назвать такие военные или простые поселения деревней, точного представления о них не получится. Дома стоят каждый на своем участке, следовательно, на расстоянии 50, а иногда и 100 сажень один от другого. Вы едете прямой, как стрела, дорогой, по сторонам густые заросли чередуются с только что вспаханной новиной, на ней торчат высоко, на сажень и более, срезанные пни дерев-великанов, между ними пробиваются всходы (родится здесь ячмень, кукуруза, просо, гречиха, пшеница, пробуют сеять и рис и, говорят, в иных местах урожай хороший), то и дело валяются огромные, кое-как обрубленные стволы, которых убрать не под силу хозяину, видны курящиеся костры, жгут лишний лес. Тут же где-нибудь ютится и невзрачная лачужка поселенца с ее соломенной крышей, с грядками овощей, с цветником. Далее, сквозь заросли из-за золотистых подсолнечников выглядывает соседний двор. В военном поселении порядка, конечно, больше: дома также далеко один от другого, но уже несколько выровнены в линию, к каждому ведет с дороги прямая тропинка, иной раз на дорогу выходят и ворота с толстыми столбами (леса здесь жалеть не приходится). Если деревни, которые так тянутся на 15, на 20 верст. В каждой деревне есть свой “сигай”, т. е. то, что можно назвать деревней в собственном смысле: здесь домики собрались в улицу, живет жандарм, стоит нечто вроде волостного правления, почта, кузница, есть лавки, мастерские и несколько гостиниц или постоялых дворов. Это административный и общественный центр деревни, около которого группируются окрестные земледельцы, этому поселку присваивается собственное имя деревни, отсюда ведется счет расстояний и пр.

Для нас эта колонизация интересна, в частности, в том отношении, что сюда переселяются многие из наших христиан с островов старой Японии. В рыбацких поселках или в деревнях иной раз образуется церковь, которая уже от себя начинает распространять влияние на окружающую среду. Условия же такого влияния на Езо, можно сказать, весьма благоприятны. Приходят сюда выходцы разных провинций, с разных концов Японии, селятся они рядом, образуют одну общину. От этого, во-первых, нет здесь такого разнообразия в говорах, крайности, провинциализмы, естественно, сглаживаются, а во-вторых, нет здесь такого связывающего влияния среды, преданий, как это во всех старых городах и селах.

Здесь каждый себе господин, соседи ему не указ. Получается своего рода Америка на японский лад. Оттого и перемена ^{веры ни}кого не ^удивляет, ^{не вы}з

^ывает нен^авист^{и или пре} следований. Никто не имеет ни права, ни желания навязы^вать с^воих ^обычаев или с^во

его ^обр^{аза мы}сле^{й другому}. ^Для х^ристианско^й проповед

^и — ^{одним препятствием м}е^ньше. В^{прочем ест}ь и о^бо^ротная ^сто

р°^на. Т^яже^{лая борьба} с ^приро-^лишения^, какими сопр^{овождается первое} гюселение сюда,_с другой ттороны , общая погоня за работой , за нажи