По Индии и Цейлону

Несмотря на чистый воздух, здоровую пищу, на жизнь, лишенную каких-либо треволнений, тоды вымирают. В чем причина, никто не знает, как никто не знает, откуда они пришли. Некоторые этнографы полагают, что это потомки солдат Александра Македонского; другие, основываясь на языковой общности, — что это выходцы из древнего Вавилона.

В густых зарослях лесов обитают темнокожие, низкорослые люди, которых панически боятся южане. В наши дни, дни ракет и спутников, они твердо верят в колдовскую силу этих племен и страшатся их «дурного глаза».

Восточные и Западные Нильгири расходятся, словно два крыла, оставив между собой узкую долину. По ней проложено великолепное шоссе, идущее до самой южной оконечности полуострова — мыса Коморин.

На высоте 2 тысяч метров над уровнем океана лежит Кунур — чудеснейший город-курорт и центр чайного производства юга. В самые жаркие месяцы года здесь прохладно.

На улице Кунура

Тихий, необыкновенно зеленый, он был излюбленным местом отдыха англичан. И теперь сюда в жару съезжается индийская буржуазия.

Но нас в город привела не экзотика, не загадочные племена, не прозрачный воздух, а малярия.

В Тамилнаде за год выпадает от 1500 до 4 тысяч миллиметров осадков, температура в холодное время колеблется в пределах 3 до 20° тепла, в самое жаркое — от 13 до 24°. Поэтому растительность тут буйная. В рощах разместились пришельцы из Австралии — эвкалипты, на склонах гор — чайные плантации, ниже — леса из тика и сандалового дерева.

Кунур расположен в центре внутреннего плоскогорья Тамилнада, а внизу, на огромной равнине, простирающейся до Коимбатура, — нездоровые, заболоченные малярийные районы. Только в последние годы эти гиблые места стали пригодными для жилья. Шефство над ними взяли сразу два учреждения: ВОЗ и Микробиологический институт имени Пастера.

Директор его доктор Н. Веерарагхаван знакомит меня с работой института. Мы осматриваем цех по изготовлению противооспенной вакцины, прививочного материала против бешенства и многих других препаратов. В одной из лабораторий рядом с портретом Луи Пастера висит портрет русского врача В. Хавкина, имя которого носит микробиологический институт в Бомбее. В 1957 г. этот институт отметил 60-летие своего существования.

— Дела таких самоотверженных людей, как Хавкин, подлинных гуманистов, не забываются, — говорит доктор Веерарагхаван. — Он пользовался огромной популярностью среди индийцев при жизни, и до сих пор народ хранит благодарную память о нем.

В конце XIX в. В. Хавкин, тогда еще молодой ученый, работал в пастеровском институте в Париже. Он бился над получением противохолерной вакцины. Три года напряженного труда как будто принесли победу. Осталось только провести экспериментальное исследование — испытать действие препарата на человеке.

В 1892 г. ученый ввел вакцину себе под кожу. Результаты оказались положительными, и трое русских друзей врача проделали то же самое.

Индия, пережившая эпидемию холеры, приглашает русского доктора включиться в борьбу с этим опасным заболеванием. Хавкин соглашается и широко проводит вакцинацию населения. Было привито 42 тысячи человек. Заболеваемость среди них сократилась в четыре-семь раз. Резко упала и смертность заболевших холерой.

В 1896 г. Индию посещает новая беда — чума. Она поражает прежде всего кварталы бедноты портового Бомбея. Когда число жертв «черной смерти» достигло 100 тысяч в день, началась невообразимая паника. Люди бросились бежать из города, разнося пожар эпидемии по всей стране. Английские власти растерялись. И тут снова вспомнили о русском докторе.

В лаборатории Бомбея он изготовляет противочумную вакцину и опять испытывает ее на себе, вводит под кожу тройную дозу — десять кубиков жидкой сыворотки. Испытание прошло благополучно.

Десятки тысяч привитых противочумной вакциной спасены. В Бомбее, Карачи, Калькутте ее применяют с неизменным успехом. Препарат завоевывает все большее признание. Вот почему Бомбейский микробиологический институт носит имя В. Хавкина.

Доктор Веерарагхаван знакомит меня с маляриологами И. С. Карпентером и Б. Н. Моханом. Карпентер представляет меня своей жене-вьетнамке, говорящей только по-французски и по-вьетнамски. Она показывает мне свою любимицу — сиамскую кошку, к которой обращается по-французски. Собака же, привезенная доктором недавно из Лондона, откликается лишь на английскую речь.

— Скажите, — спрашиваю я супругов, — ваши питомцы понимают друг друга, если хозяева их говорят на разных языках?

— Нет. Пока они живут как кошка с собакой, — смеется доктор.

После ужина мы провожаем обаятельного Четти, возвращающегося в Майсур. Расставаться нам обоим ужасно не хочется.

— Дайте обещание, что будете писать, — говорит он, в десятый раз пожимая руку.

Разве я смогу забыть, дорогой друг, дни, проведенные вместе! Конечно, я буду писать, присылать книги по медицине и искусству и с нетерпением ждать ваших ответов.

Когда я вернулся в Москву, на моем столе лежали письма от Г. Д. Четти.

* * *

С Моханом и Карпентером нам предстоит проехать по маршруту Коллар — Меттапелайяме — Марду — Коимбатур.