К голове одной из рыб присосалась небольшая
В прибрежных зонах Индийского океана в ряде мест на севере и западе Цейлона еще ведется ловля жемчуга. Добывается он так же, как и в давние времена: на ловцах нет ни скафандров, ни аквалангов, ни даже масок — ничего, кроме узкой набедренной повязки да веревки с тяжелым камнем для быстрого погружения. Лишь у некоторых я заметил костяные рогульки-зажимы на носу и восковые шарики в ушах.
Поэтому так же, как в древности, это ремесло трудно и опасно. Каждый искатель ныряет по 40–50 раз в день на глубину от 6 до 15 метров, оставаясь под водой полторы-две минуты. В среднем они выносят от тысячи до 2 тысяч раковин, но далеко не во всех есть драгоценная жемчужина. Раковины вскрывают прямо на берегу, и тут же происходит первоначальная сортировка зерен.
КАНДИ
Когда-то грозная крепость, Канди со временем превратилась в небольшой городок. Он считается, причем совершенно справедливо, одним из самых красивых городов на острове. Богатейшая растительность делает его похожим на ботанический сад. Туристы нередко называют Канди «азиатской Швейцарией». В самом его центре расположено озеро, кишащее рыбой и черепахами. На берегу высится знаменитый буддийский храм Далада Малигава. Монахи утверждают, что здесь хранится зуб Будды.
В дни праздников город наводняют паломники-буддисты. Улицы украшаются фонариками, цветами и флагами. На реке Махавели и на озере устраивается катанье на лодках. Множество туристов стекается сюда, чтобы посмотреть на шествие слонов.
Нам повезло: мы неожиданно увидели это зрелище в будний день. Кинооператоры снимали праздничный карнавал. Спины слонов покрыты коврами, красными шелковыми накидками с крупными белыми аппликациями. Круглые прорези для глаз, напоминающие очки, обшиты белой тесьмой. На подпиленные и слегка укороченные бивни насажены серебряные резные наконечники. Ногти слонов намазаны желтой краской. Из ажурного ожерелья-хомута торчат в стороны разноцветные палки с пышными султанами из конских хвостов. Особой изысканностью отличается наряд слона-вожака. Инкрустированные золотом и камнями подпруги удерживают на спине его нечто вроде беседки. На пышных шелковых подушках восседает «раджа» в ярком кафтане. Возле слонов идут поводыри в обычных костюмах из белой материн. Статисты изображают толпу.
Меня удивила покорность животных, безропотно выполнявших любое приказание; они поворачивались, шли, останавливались по первому знаку. Это не вязалось с тем, что я слышал об их буйном нраве (здесь в Канди мне показали слонов, только что попавших в неволю. Они выглядели скучными и послушными и с видом полной умиротворенности посматривали на всех умными глазами).
На тротуаре пристроился факир — укротитель змей, худощавый мужчина средних лет с бритым лицом. Вид его отнюдь не романтичен: на нем черная шапочка, рубашка с короткими рукавами европейского образца и узкая, короткая клетчатая юбочка. Ноги босы.
Стоило нам чуть задержаться возле него, как он торопливо заиграл на флейте и открыл крышку плоской корзины. Оттуда поднялась довольно крупная кобра. На непомерно широкой, особенно со спины, шее чешуя кажется оливково-серой. Окраска и другие малозаметные признаки отличают цейлонскую кобру от индийской. Укротитель извлекает из инструмента унылые, протяжные звуки, а кобра чуть покачивается, высовывая раздвоенный язычок. Она не протестует, когда хозяин бесцеремонно берет ее за середину туловища и надевает себе на шею.
В этот момент к нам подходит какой-то старик и, встав между укротителем и нами, быстрым движением руки раскрывает складывающуюся на шарнирах коробку. В ней оказались наколотые цейлонские бабочки поразительной красоты.
— Купите, сэр, — обращается он ко мне.
Впечатление от коллекции настолько сильно, что я, не торгуясь, приобретаю ее, не позабыв, конечно, расплатиться и с укротителем, представление которого было так бесцеремонно прервано.
Шествие меж тем приближается, и мы попадаем в самую гущу статистов, сопровождающих животных. Операторы крутят ручки аппаратов и что-то кричат в рупоры.