По ком воют сирены

А с другой… Вряд ли Соловьевы или их домработница пойдут в милицию. Уж больно плотная разъяснительная работа проведена. Особенно со Светой. Ух, и провел Сека работу за эти дни с домработницей Соловьевых со всех сторон и всеми возможными способами. До конца жизни помнить будет…

И потом, даже если кто‑то из них решится и все выложит легавым — шухера большого для Игоря не будет. Это пацанятам всем этим во главе с Фролом стоит опасаться. У них может от пристального ментовского внимания появиться серьезная головная боль.

Хотя Фрол там что‑то болтал о серьезном прикрытии… Да и флаг с ними, их это дела, их похороны, их головная боль… Не о них ведь речь…

Сам Сека‑то в розыске по таким делам, за которые в развитых странах дают по двенадцать пожизненных заключений. А сколько раз дадут пожизненное — один или пятьдесят — особой разницы не имеет. Больше одной жизни не протянешь. Никак.

На родине, слава Богу, тоже вышак отменили. Так что даже если менты смогут установить его по этому делу, ничего негативного в жизни особо не добавится. Пиковый расклад будет один и тот же. Розыск есть розыск. По десяти делам или по двадцати статьям — какая разница? Все, что грозит, так это то, что искать начнут агрессивней. А ментовская активность никогда старого урку не пугала.

Жаль, что Фрол категорически запретил трогать мадам Соловьеву. Мысли Игоря приняли вполне определенную направленность. Неплохо б ее пощупать. Спелый плод, соблазнительный, эта Таня. Холеная, надменная, ухоженная. Привыкшая ни в чем себе не отказывать и ни с кем не считаться. Ей бы стоило разъяснить, по–разному и многократно. Как Свете, например.

Но это в том случае, если всех их решено будет не отпускать. Если оставлять в живых, лучше, конечно, не трогать. Разумней. Логичней. Меньше понтов. Малый еще этот. Не хочется детскую кровь на себя брать. Сека посмотрел на сопящего двухлетнего ребенка.

Старею, о жизни человеческой задумываться начинаю. Или это что‑то другое? Раньше как‑то не смущали никакие мокрые расклады, а сейчас почему‑то начало казаться…

— Мы вам твердо обещаем, что никуда обращаться не будем. — Прервала его мысли набравшаяся смелости Татьяна.

— Что обещаете? — не сразу понял Игорь.

— Не идти в милицию, — упавшим голосом ответила сникшая под его пристальным взглядом Соловьева.

— А–а-а–а, — протянул Игорь. — Ты удивишься, клюха мазевая, но я меньше всего об этом думаю.

— Как? — искренне изумилась Татьяна.

— А вот так. На то есть свои причины.

— Нам не скажете?

— Зачем? Верьте мне, что они просто есть. Ментов мне нет смысла бояться. Ни при каком раскладе. Вот такая петрушка получается, кошелки.

— Тогда почему нас просто не оставить в этой квартире? Вы спокойно уйдете за деньгами, а нас закроете. Телефона здесь нет. Выберемся мы отсюда не скоро, — подала голос Света.

— Очень оригинальная мысль, очень. Только пытливый женский ум мог додуматься до такого. — Сека встал, засунул пистолет в наплечную кобуру и, не особенно церемонясь, схватил домработницу за плечо. — Пойдем, детка, прогуляемся в соседнюю комнату. Не будем пока перевозбуждать твою хозяйку. У тебя есть шанс повлиять на ситуацию. Может, за этим занятием я и приду к положительному решению вопроса. И этот вариант понравится не только мне, но…

Звонок во входную дверь не дал Секе ни закончить свою мысль, ни притворить ее в какие‑либо конкретные действия. Он отпустил девушку, достал пистолет, взвел курок и на цыпочках направился к входной двери, шепотом приказав:

— Сидеть тихо, мочалки. Убью. Не сомневайтесь.

Беззвучно подошел к выходу и, страшно ругаясь про себя, начал миллиметр за миллиметром открывать дверной глазок.

Удар чудовищной силы снес дверное полотно с петель и выворотил из косяка замок. Сека инстинктивно выставил вперед руки, встречая летящую дверь. Пистолет упал на пол. Массивная дверь сбила его с ног. В комнате на все голоса заверещали девушки. Закричал тонким голосом проснувшийся Вадик.

В квартиру ворвались люди в камуфляже, масках и с автоматами наперевес. Двое быстро извлекли из‑под двери Секу, не церемонясь уложили лицом вниз, шмякнули носом об пол и защелкнули на запястьях заведенных за спину рук наручники. Остальные, быстро пробежав и внимательно осмотрев все помещения квартиры, собрались в зале, с интересом рассматривая перепуганных молодых женщин и истошно кричавшего ребенка. От их габаритных фигур в комнате стало тесно.

— Все закончилось. «Альфа». — Один из здоровяков снял маску, как бы представляясь. — С вами все в порядке?

— Да–а-а–а-а, — глотая слезы, запричитала Света. Тело ее забилось в конвульсиях. От пережитого ей стало так страшно, горько и обидно за себя, что ее вырвало прямо на диван.

Татьяна плакала молча и машинально качала сына, не слыша его крика.

Дележ

— Вы уже ходите парами? По одному страшно? — Игнат улыбнулся вошедшим в бар Святу и Фролу, демонстрируя прокуренные, но крепкие зубы.

— А то! Времена какие наступили. На улицу без охраны стремно выйти. Ужас. — Свят положил на табурет возле барной стойки тяжелый кейс. — То ли раньше было, во времена страны непуганых идиотов. Тишь да гладь.