По метеоусловиям Таймыра

Открыв дверь, из прихожей позвал Ольгу Павловну, но она не отозвалась.

Прошёл в комнату, достал из шифоньера костюм, переоделся и только тогда заметил, что в квартире стало непривычно пусто. Исчезли картины. Распахнул створки шифоньера – не было её платьев. Только на полке лежал неподписанный конверт.

Не особенно понимая, что всё это значит, он сунул конверт в карман и торопливо вышел.

Сидя в машине, он вскрыл его.

«Нет ничего страшнее – мучить любимого человека, – писала Ольга Павловна. – Я думала, что принесу тебе счастье, а ты – мне. Но не получилось. Ты так же любишь свою жену, как любил её всегда. А я, похоже, не настолько сильна, чтобы смириться с этим. Прощай».

Он повертел записку, сложил по старым сгибам, опустил в карман, спросил Расторгуева:

– Ты Ольгу Павловну видел?

– Подвозил, – вздохнул тот. – Вчера вечером улетела. – Хотел что-то добавить, но, взглянув на Солонецкого, промолчал.

– Давай прямо к самолёту, – после паузы приказал тот.

Подъехали, когда носилки с Аввакумом уже висели в салоне на специальных ремнях и он сам, весь перепоясанный бинтами, неподвижно лежал в полотняном мешке. Рядом сидела девушка в белом халате, накинутом на пальто.

– А вы что здесь делаете? – грубовато спросил Солонецкий, забираясь по лесенке.

– Сопровождаю.

Она улыбнулась.

Солонецкий поглядел в юное лицо, еле скрывающее радость от предстоящего ей неведомого впереди, и сказал:

– Позвоните мне. Сразу же… И без него не возвращайтесь.

Быстро спустился вниз, прошёл к машине.

– Лишний я, – сказал Расторгуеву. – Там – лишний, здесь – нет.

Самолёт оторвался от взлётной полосы, стал набирать высоту.

– Домой, – сказал Солонецкий. – У тебя сигарет нет?.. Ах да, ты же бросил… Домой, в управление. Да не лихачь, нам ещё кое-что надо успеть сделать на этой земле.