Потом были похороны. Оленька, бедная Оленька… Родители Дика не преминули сказать, что это она, хоть и косвенно, виновата в гибели их сына… Опять кладбище, опять снег, как тогда, в октябре. Вечером позвонил Стёпа, но я была не в состоянии поддерживать разговор. Он всё понял и примчался ко мне. Мы сидели в моей комнате, я плакала у него на плече. Потом просила прощения за свои слёзы. Он целовал моё распухшее лицо.
Мама и папа говорят, что дела, подобные делу Дика, при отсутствии свидетелей и улик раскрыть очень сложно. «Должно очень сильно повезти, – сказал папа, – чтобы удалось найти нужную ниточку». Если бы я знала, что сделать для этого, – сделала бы. Не должно быть так, чтобы убийцы расхаживали на свободе…
Вот и снова праздник. В школе, как обычно, девочки поздравляли мальчиков. Татьяна не преминула поцеловать Стёпу. Я даже ощутила в тот момент что-то похожее на ревность. Впрочем, я ведь знаю, что Татьяна никогда не простит мне Стёпино внимание. Забавно, она, похоже, считает, что это я за ним ухаживаю, а не он за мной.
Я поздравила Стёпу, подарила ему «Место встречи изменить нельзя» – его любимый фильм. Он был очень доволен. После школы мы немного посидели в кафе. Потом Стёпа проводил меня до Олиного дома. Она не пришла в школу, и я хотела её проведать. К счастью, Ирина Петровна с ней. Так что она не даст Оле сделать какую-нибудь глупость…
Вечером праздновали дома. Всё время говорили о Димкином возвращении… Так хочется, чтобы он поскорее был с нами!
Димка приехал! Неожиданно, на три дня раньше! УРА!!!
Мой брат вернулся! Вчера вечером, когда все уже были дома, раздался резкий звонок в дверь.
Димка всегда звонит как-то особенно, его звонок отличается от папиного или маминого. Но тут никому и в голову не пришло, что это может быть он. Мы с мамой переглянулись. Кого это принесло в девятом часу? Все как-то нервно зашевелились. Папа пошёл открывать. Мы с мамой выглянули в коридор. На пороге стоял… небритый, усталый, серьёзный и очень-очень родной Димка! Сколько слёз было, сколько радостных прыжков по квартире – не опишешь! Я носилась по дому как безумная. Мы с мамой чуть не задушили его в объятиях. Мама плакала. Я тоже.
…Знаешь, почему-то сразу вспомнилась картинка из детства… Мне пять лет, Димке тринадцать. Выходной день, Мама стирает бельё. На кухне вкусно пахнет борщом. Ждём папу. Он уехал в командировку, и мама очень нервничает, что его так долго нет. Тогда папа ещё не был судьёй. Уже потом, много лет спустя мы с братом узнали, почему та командировка была такой тревожной: отец экспедировал оружие, и на поезд ожидалось нападение. И вот раздаётся звонок в дверь, а на пороге стоит мой папка, усталый и небритый. И в руках у него – охапка роз для мамы…
И вот теперь то же самое с братом. Он всё такой же родной и любимый, только… далёкий. Я очень сильно это чувствую. Он не особо расположен рассказывать о Чечне. Но и того, что я услышала, хватило, чтобы понять, насколько там страшно.
К счастью, из этой командировки вернулись все. Никто не погиб. Но что стало с их душами?
Мы с Димкой ездили на кладбище, к Машиной могилке. Я рассказала ему об Оле и Дике. Дима даже не поверил сначала. А потом сказал: «Знаешь, я… дураком был тогда. Стыдно вспомнить… Прости меня, сестрёнка». Меня душили слёзы. Слишком много было в его словах чувств, от которых я сама до сих пор пытаюсь убежать.
«Когда видишь смерть каждый день, к ней начинаешь относиться по-другому. Не привыкаешь, нет. Просто становишься немного черствее. Мне нужно было понять это, чтобы захотеть жить снова», – сказал Дима. Мне кажется, он прав. Теперь я точно знаю – он ездил в Чечню не за смертью, а за жизнью. Это был своего рода выкуп – кровь за кровь. Так надо было. Иначе он просто не смог бы жить дальше.
Он сильный. Теперь – сильнее, чем когда-либо. Брат всегда казался мне очень взрослым, но сейчас в нём ощущается то, что называется «жизненным опытом». «Ты изменилась, – сказал он мне. – Внешне – всё та же девочка, а когда начинаешь говорить, кажется – совсем взрослая… Только по-прежнему любишь игрушки».
Я точно знаю, Димка никогда не забудет того, что случилось. И уже никогда не будет таким задорным и счастливым, как раньше. Меня это не радует, но и не пугает, ведь я и сама стала за это время другой. Иногда мне кажется, что за последние полгода я превратилась из шестнадцатилетней девчонки в двадцатилетнюю девушку. Кто бы ещё сказал, хорошо это или плохо?
История с Петровским получила продолжение. Или уже завершение (я так на это надеюсь!).
Сегодня после уроков ко мне подошла Наташа. Мы со Стёпой как раз собирались прогуляться по набережной перед моим занятием с репетитором, но у Наташи на лице было такое отчаяние, что я, пусть и с большой неохотой, отказалась от этого плана.