По-настоящему

– Пожалуйста, сходи со мной в поликлинику. Я боюсь идти одна, – прошептала Наташа мне на ухо. Я похолодела. Это могло значить только одно: у неё задержка.

– Наташа? – громко воскликнула я. Она кивнула. Мы поняли друг друга без слов.

Я не знаю, кому из нас было страшнее. В поликлинику (да, в детскую поликлинику) мы пришли вместе. Уселись на кушеточке у двери с надписью: «Детский гинеколог». Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно, как сказал кто-то из великих.

Я не задавала вопросов. Просто сидела рядом и держала Наташку за руку. А что ещё я могла сделать? Отыскать Петровского и набить ему физиономию? Я бы с радостью, да только ведь не он один виноват… Через час напряжённого ожидания в очереди Наташа прошептала: «Ришка, мне так страшно…» Я обняла её. «Я не хочу, не хочу ни ребёнка, ни аборт, понимаешь? Я дура, сама во всём виновата, но ребёнок при чём? Я не хочу, не хочу…»

…Почему-то вспомнилась Стёпкина статья и его категоричные высказывания об абортах. Тогда мне казалось, что он прав на сто процентов. Теперь – нет… «Что ты будешь делать, если..?» – хотелось спросить мне. Но я молчала, понимая, что она и сама ещё не знает ответа. В одном я была уверена: этот путь я пройду с ней вместе, до самого конца, куда бы он нас ни завёл. Там, под дверью кабинета гинеколога, я поняла, что тоже виновата в случившемся. Ведь это я врала Наташиным родителям, ходила с ней в театр, писала письмо Петровскому. Я была с ней, я знала, на что она решилась, но не отговорила её, ничего не рассказала её маме. Да, я стала бы Наташке врагом на всю оставшуюся жизнь, но может быть, это «предательство» спасло бы её от такого чудовищного испытания.

Наконец приветливая женщина-врач пригласила нас в кабинет.

– А можно я с подругой зайду? – еле слышно спросила Наташа. Вид у неё был такой несчастный, что растрогал бы даже матёрого бандита.

Врач бросила на меня быстрый взгляд. Оценила, что мы с Наташей явно обычные девушки традиционной сексуальной ориентации.

– Заходите, – с мягкой улыбкой сказала она.

Мы зашли в кабинет. Наташка вполголоса стала рассказывать свою историю. Врач задавала вопросы, Наташа отвечала, и с каждой фразой её голос становился всё тише. Наконец доктор предложила ей пройти на осмотр.

– Я думаю, это нервное, – успокаивающе сказала мне врач, когда Ната вышла. – У девушек вашего возраста такое возможно.

Доктор тщательно вымыла руки, достала одноразовые перчатки и скрылась в соседней комнатке. Я слышала, как они с Наташей о чём-то говорят, но слов не разобрала. Через пять минут врач вернулась.

– Признаков беременности я не увидела. Но анализ крови на всякий случай нужно сдать.

Я вздохнула. Облегчения не наступило. Наташа вернулась через несколько минут. Доктор задала ей ещё несколько вопросов, написала что-то в карточке и дала с десяток проспектов о различных способах контрацепции. На всякий случай.

Уже дома, когда я раскладывала нам с Натой по тарелкам горячие пельмени, она вдруг порывисто схватила меня за руку и начала быстро-быстро говорить какие-то слова благодарности. Мы проговорили несколько часов, пельмени остыли, и их пришлось разогревать. Наташка пообещала мне, что больше никогда не совершит такой глупости. Я поверила ей. Очень хотелось поверить…

3 марта 2000 года

Сегодня утром я чуть ли не за руку отвела Наташку сдавать кровь. Этот анализ обычно не делают в детской поликлинике, но врач договорилась с лабораторией, и сегодня нас ждали. Причём оказалось, что результаты станут известны очень быстро. Наташку трясло. Я буквально втолкнула её в кабинет, откуда она вышла через несколько минут с перебинтованной рукой.

К большому моему удивлению, мы даже не опоздали в школу. И перед первым уроком я успела напоить Нату чаем с шоколадкой. Как она отсидела все семь, я не знаю. Я сама не могла сосредоточиться, с трудом отвечала на элементарные вопросы и очень боялась, что меня вызовут к доске на физике. Вызвали. Я рассказала что-то о плазмах и каким-то чудом получила пять баллов. Наконец этот длинный, выматывающий школьный день закончился. Оля побрела домой, а мы с Наташей помчались в поликлинику. Мне даже стало немного стыдно перед Олей: она ещё не оправилась от своей потери, а мы в эти два дня её просто забросили.

…Меня удивило только, что Оля даже не спросила, куда мы направились вдвоём. В прежние счастливые дни она бы покою нам не дала, узнав, что мы с Наташей что-то делаем без неё. Я понимаю, это была милая особенность нашей давней дружбы… Мы просто выросли – все трое, и детские условности никого из нас не волнуют. Но всё же это немного грустно…